– Сами вы подлец! Хотела бы она ваших поцелуев, если бы могла их чувствовать? Она возмутилась бы! И теперь она так долго в обмороке, что может сейчас умереть, и вы губите дорогое время, да еще злоупотребляете ее беспомощностью. Отойдите! – крикнул я. – Я должен ее спасти!

Он на мгновение побелел от гнева и чуть на меня не ринулся, но вдруг отошел в сторону.

– Делайте, что хотите! – проговорил он тихо.

Я бросился на колени перед Кларой и поспешно, как только умел, начал расстегивать ее платье и лиф, но не успел еще окончить, как почувствовал, что Норсмаур, схватил меня за плечо.

– Прочь от нее руки! – крикнул он с остервенением. – Думаете, что у меня больше нет крови в жилах?

– Норсмаур! – прокричал я в ответ. – Вы сами ей не помогаете и мне мешаете, что же мне остается – вас убить?

– Вот это лучше! – продолжал он тем же криком. – Пусть она тоже умрет с нами. Прочь от нее! Выходите на бой!

– Вы заметьте, – сказал я, поднимаясь на ноги, – что я даже не поцеловал ее!

– Не посмели! – продолжал Норсмаур.

Не знаю, что со мной сделалось. С одной стороны, я не побоялся угрозы Норсмаура; с другой – не решился расцеловать мою дорогую Клару со всей глубиной моего чувства. Я медленно опустился на колени перед ней и, не обращая на Норсмаура никакого внимания, освободил ее лицо от рассыпавшихся в беспорядке волос и тихо, с глубокой почтительностью, приложил на мгновение свои губы к ее холодному лбу. Это была нежная ласка, которую мог бы оказать только отец своей дочери, а не мужчина, которому угрожала немедленная смерть, – женщине, почти мертвой.

– Теперь, мистер Норсмаур, – сказал я, вставая, – я к вашим услугам!

Тут, к великому моему изумлению, я заметил, что он стоит, отвернувшись от меня.

– Вы слышали? – спросил я его.

– Слышал, – ответил он негромко. – Если хотите биться, я готов. Если не хотите, идите, помогайте Кларе. Мне все равно.

Я не заставил его повторять два раза. Опустившись на землю перед Кларой, я снова старался оживить ее. Она все еще оставалась неподвижной, бледной, без чувств. Я начинал думать, что нежная ее душа уже отлетела, сердцем моим овладело чувство ужаса, полного отчаяния. Тихим голосом с самыми нежными интонациями я звал Клару по имени; я согревал и сжимал ее руки в своих, часто и слегка бил их; положил ее голову совсем низко, чтобы облегчить кровообращение, но все было напрасно: ресницы ее по-прежнему оставались неподвижными.

– Норсмаур, – окликнул я. – Вот моя шляпа. Ради Бога, зачерпните в нее воды из ключа и давайте сюда скорей!

Через несколько секунд он был уже около меня с водой.

– Я налил ее в свою шляпу, – сказал он, – вы не ревнуете?

– Норсмаур… – начал было я, продолжая поливать водой голову и грудь Клары, но он дико меня оборвал.

– Молчите! Ничего не говорите!

Разумеется, разговаривать у меня не было никакой охоты, и я, поглощенный мыслями о дорогой моей голубке, молча продолжал ее оживлять водой. Хотя Норсмаур принес полную шляпу воды, но она скоро вся вышла.