— Лейтенант, не соблаговолите ли вы сообщить королю, что я вхожу в некое сообщество порядочных людей, давших клятву вносить половину своего дохода, полученного умом ли, силой ли, в общую кассу, и, таким образом, из предложенных мне десяти экю мне принадлежит только пять, остальные же пять представляют собой общее достояние?

— А кто тебе мешает оставить себе все десять, дурак, — вмешался коннетабль, — и ничего не говорить о свалившемся на тебя счастье?

— Мое слово, господин коннетабль! Чума меня возьми! Мы слишком маленькие люди, чтобы нарушать слово!

— Государь, — сказал коннетабль, — я ничуть не доверяю тем, кто все делает за деньги.

Ивонне склонился перед королем.

— Прошу у вашего величества разрешения сказать два слова.

— Ах вот что! Этот негодяй…

— Коннетабль, прошу вас… — сказал король. Потом, улыбаясь, он обратился к Ивонне:

— Говорите, мой друг.

Коннетабль пожал плечами, отступил шага на три и стал ходить взад-вперед с видом человека, не желающего принимать участие в разговоре.

— Государь, — произнес Ивонне с почтительностью и изяществом, которые сделали бы честь утонченному придворному, — пусть ваше величество соблаговолит вспомнить, что я не назначал никакой цены ни за малые, ни за большие услуги, которые я не только могу, но и обязан оказывать как смиренный и послушный подданный; о десяти золотых экю сказал мой лейтенант, господин де Телиньи. Поскольку ваше величество, безусловно, ничего не знает о соглашении, заключенном между мною и восемью моими товарищами, равно как и я поступившими на службу к господину адмиралу, я счел необходимым предупредить ваше величество, что, предлагая дать мне десять экю, ваше величество дает мне только пять, а остальные пять принадлежат сообществу. А теперь пусть ваше величество благоволит спрашивать, я готов ответить, и не за пять, или десять, или двадцать золотых экю, но просто из почтения, послушания и преданности, которыми я обязан своему королю.

И наемник склонился перед Генрихом с таким достоинством, как будто он был послом какого-нибудь итальянского князя или графа Священной Римской империи.

— Прекрасно, — сказал король, — вы правы, метр Ивонне, не будем заранее торговаться, и вам же будет лучше.

Ивонне улыбнулся с таким видом, будто хотел сказать: «О! Я знаю, с кем имею дело!»

Но так как все эти проволочки раздражали нетерпеливого коннетабля, он вернулся, встал перед молодым человеком и, топнув ногой, прорычал:

— Ну, теперь, когда обо всем договорено, ты, наконец, расскажешь мне, бездельник, что ты знаешь о Сен-Кантене?

Ивонне посмотрел на коннетабля с таким насмешливым выражением, с каким умеет смотреть только парижанин.

— О Сен-Кантене, монсеньер? — переспросил он. — Сен-Кантен — это город, расположенный на реке Сомме, в шести льё от Ла-Фера, тринадцати от Лана и тридцати четырех от Парижа; в нем двадцать тысяч жителей, его городская магистратура состоит из двадцати пяти человек, а именно: мэра, исполняющего свои обязанности, мэра, чьи полномочия истекли, одиннадцати присяжных, двенадцати эшевенов; эти магистраты сами выбирают и назначают своих преемников из числа полноправных горожан, что закреплено решением парламента от шестнадцатого ноября тысяча триста тридцать пятого года и хартией короля Карла Шестого от тысяча четыреста двенадцатого года.

— Ля-ля-ля! — воскликнул коннетабль.