Вот что увидела графиня сквозь прутья решетки и что едва не заставило ее вскрикнуть, если бы не угроза тюремщика.

Впереди шли два человека в черном и несли каждый по факелу; за ними — человек, державший в руках развернутый пергамент, с которого свисала большая красная восковая печать; следом за ним — еще один человек в маске, закутанный в коричневый плащ, и последним шел священник… Они вошли в камеру один за другим, но графиня ни словом, ни движением не выдала своего волнения, хотя в полутьме коридора виднелась еще более зловещая группа. Прямо против двери стоял, опершись обеими руками на рукоять длинного прямого меча без ножен, человек в наполовину черном, наполовину красном костюме; за ним шесть братьев милосердия в черных рясах с капюшонами, прикрывающими лицо, с прорезями для глаз, держали на плечах гроб, а позади поблескивали дула мушкетов стоявших вдоль стены дюжины солдат. Два человека с факелами, человек с пергаментом, человек в маске и священник вошли, как я уже сказал, в камеру, и дверь за ними закрылась, оставив палача, братьев милосердия и солдат в коридоре.

Граф стоял, опершись о стену, и на ее темном фоне отчетливо выделялось его бледное лицо. Он пытался увидеть за решетчатым окном испуганные глаза, которые, он знал, не отрываясь, следят за происходящим. Как ни внезапно и ни безмолвно появились эти люди, он не сомневался в участи, ожидающей его. А если бы, по счастью, он и сомневался, эти сомнения продлились бы недолго.

Те двое, что держали факелы, встали по обе стороны от него; человек в маске и священник остались у дверей, а державший пергамент выступил вперед.

«Граф, — спросил он, — чиста ли ваша совесть пред Богом?»

«Да, насколько это возможно, — спокойно ответил граф, — мне не в чем себя упрекнуть…»

«Тем лучше, — продолжал человек с пергаментом, — поскольку вы осуждены, и я сейчас зачитаю вам ваш смертный приговор».

«Какой суд его вынес?» — насмешливо спросил граф.

«Всевластное правосудие герцога».

«По какому обвинению?»

«По обвинению, выдвинутому августейшим императог ром Карлом Пятым».

«Хорошо… Я готов выслушать приговор».

«На колени, граф! Осужденному на смерть подобает выслушивать приговор на коленях».

«Да, когда приговоренный виновен, но не тогда, когда он невиновен».

«Граф, законы для всех одинаковы: на колени — или мы вынуждены будем применить силу!»

«Попробуйте!» — сказал граф.

«Пусть стоит, — промолвил человек в маске, — только пусть осенит себя крестным знамением, чтобы отдать себя на милость Господню».

При звуке этого голоса граф вздрогнул.

«Герцог Сфорца, — сказал он, повернувшись к человеку в маске, — благодарю тебя!»

«О, если это герцог, — прошептала графиня, — может быть, его можно просить о помиловании!»

«Молчите, сударыня, если вам дорога жизнь вашего ребенка!» — еле слышно произнес тюремщик.

Графиня издала стон; граф услышал его и вздрогнул. Он отважился сделать жест, как бы говоривший: «Мужайтесь», а затем перекрестился, как предложил ему человек в маске, и громко сказал:

«Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!»

«Аминь!» — прошептали присутствующие.

Тогда человек, державший пергамент, начал читать приговор. Он был вынесен именем Франческо Марии Сфорца по требованию императора Карла Пятого и осуждал Франческо Маравилью, агента короля Франции, на смерть; его надлежало казнить ночью в камере как изменника, шпиона и разглашателя государственных тайн.