- Если только не у самого истока, - заметила Флавия.

- Совершенно верно, - сказал Уен, восхищенный такой остротой ума. - Но у истоков реки, как правило, недостаточно глубоко.

- В том-то и дело, - сказала Флавия.

- Впрочем, можно прибегнуть к подвесному мосту, - сказал Уен.

- Боюсь, это было бы против правил.

- Если же вернуться к истокам, то, к примеру, Тувр с самого начала настолько бурный, что вполне подойдет для любого нормального самоубийцы.

- Это слишком далеко, - сказала она.

- В бассейне Шаранты, - уточнил Уен.

- Неужели даже топиться - и то работа, неужели это так же трудно, как все остальное в жизни, вот кошмар! От одного этого жить не захочешь.

- А правда, что толкнуло вас на такое отчаянное решение? - только теперь додумался спросить Уен.

- Эта печальная история, - ответила Флавия, утирая слезу, досадно нарушавшую симметрию ее лица.

- Мне не терпится услышать ее, - сказал Уен, увлекаясь.

- Что же, я вам расскажу.

Уену понравилась откровенность Флавии. Ее не надо было упрашивать поведать свою историю. Очевидно, она и сама понимала исключительную ценность подобных признаний. Он ждал, что последует длинный рассказ: у молодой девушки обычно масса возможностей общения с другими представителями человеческого рода, - так у розанчика с вареньем больше шансов ознакомиться со строением и повадками двукрылых, чем у какого-нибудь чурбана. Несомненно, и история Флавии изобилует мелкими и крупными событиями, из которых можно будет извлечь полезный опыт. Полезный, разумеется, для него, Уена, ибо личный опыт влияет лишь на чужие убеждения, сами-то мы отлично знаем тайные побуждения, заставившие нас преподнести его в прилизанном, приличном и безличном виде.

- Я родилась, - начала Флавия, - двадцать два и восемь двенадцатых года тому назад в небольшом нормандском замке близ местечка Чертегде. Мой отец, в прошлом преподаватель хороших манер в пансионе мадемуазель Притон, разбогатев, удалился в это поместье, чтобы насладиться прелестями своей служанки и спокойной жизни после долгих лет напряженного труда, а моя мать, его бывшая ученица, которую ему удалось соблазнить ценой неимоверных усилий, так как он был очень уродлив, не последовала за ним и жила в Париже, попеременно то с архиепископом, то с комиссаром полиции. Отец, ярый антиклерикал, не знал о ее связи с первым, иначе он бы немедленно потребовал развода; что же касается своеобразного родства с полицейской ищейкой, то оно даже было ему приятно, так как позволяло посмеяться и поиздеваться над этим честным служакой, довольствовавшимся его объедками. Кроме того, отцу досталось от деда солидное наследство в виде клочка земли на площади Опера в Париже. Он любил наведываться туда по воскресеньям и копаться на грядках с артишоками на глазах и под носом у водителей автобусов. Как видите, любая форменная одежда внушала ему презрение.

- Да, но при чем здесь вы? - сказал Уен, чувствуя, что Флавия теряет нить рассказа.

- В самом деле.

Она отпила глоток вина. И вдруг из глаз ее хлынули слезы, обильно и бесшумно, как из исправного водопроводного крана. Казалось, она в отчаянии. Так оно, должно быть, и было. Растроганный Уен взял ее руку. Но тотчас выпустил, не зная, что с ней делать. Однако Флавия уже успокаивалась.

- Я жалкое ничтожество, - сказала она.

- Вовсе нет, - возразил Уен, находя, что она слишком строга к себе. - Я не должен был вас перебивать.

- Я бессовестно лгала вам, - сказала она. - И все из чистой гордыни. На самом деле архиепископ был простым епископом, а комиссар - всего лишь уличным регулировщиком. Ну, а сама я - портниха и еле-еле свожу концы с концами. Заказы бывают редко, а заказчицы все редкие стервы.