– Из-за любви к Гите?
Вдруг губы Андрея скривились в горькой усмешке.
– Я тоже так думал! Но я грешил из-за гордыни! Я возомнил себя равным всемогущему Богу, вольному давать или отнимать жизнь. Своими знаниями я поделился с Гитой. Она – мое создание! Я отдал ей все, что у меня было самого ценного. Несправедливо, что она принадлежит другому! Я думал, мне все позволено, чтобы сохранить ее…
– И ты украл драгоценности, поскольку это был единственный способ отсрочить свадьбу, если не помешать ее браку. Именно поэтому ты сначала убил стражника, потом Настасью, затем тысяцкого, который пригрозил тебе, что обо всем расскажет князю. Так все было?
– Да, я убил…
Андрей с ужасом взглянул на свои руки.
– Было столько крови! Всюду кровь… Я вышел из дома Радигоста и принялся бродить по городу, словно безумец. В конце концов я оказался на пристани. Там я бросил этот проклятый кинжал в реку. Было бы лучше, если бы я сам бросился в Днепр! Если бы ты знал, боярин, какое отвращение и презрение я испытываю…
Вдруг взгляд Андрея застыл. Он покачнулся.
– Теперь болезнь снова возвращается! – глухо сказал он. – Это кара…
Забившись в конвульсиях, Андрей упал как подкошенный. Артемий увидел, что на губах юноши выступила пена. Дружинник хлопнул в ладоши. Отстранив стражника, в комнату вбежал Владимир, за ним отроки.
– У него приступ! Надо позвать врача! – закричал Артемий.
Стражник бросился за врачом. В дверном проеме показались лица любопытных. Филиппос пробрался сквозь толпу, за ним шел Деметриос.
– Я знаю эту болезнь! – заявил грек. – Надо вложить ему в рот кусок ткани, чтобы он не откусил себе язык!
Артемий вопросительно взглянул на Филиппоса.
– Он прав, – подтвердил мальчик. – У него приступ…
– …эпилепсии, – закончил грек. – Как только он сможет что-нибудь проглотить, надо дать ему успокаивающий настой. Он заснет. Затем он снова сможет отвечать на твои вопросы, боярин.
Врач, дом которого находился на другом конце площади, прибежал через четверть часа. Он подтвердил диагноз Деметриоса. Когда приступ пройдет, больной заснет и будет спать несколько часов. Следовательно, допрос возобновится только завтра утром. Впрочем, князь был доволен. Узник сделал признание. Осталось уточнить только одну важную деталь: где преступник прятал драгоценности. Таким образом, дело можно было считать раскрытым.
Врач при активной помощи Филиппоса занимался больным, Артемий велел отрокам отнести Андрея в темницу, как только это будет возможно. Вместе с тем он приказал освободить Стриго. Отныне возлюбленный Альдины был вне всяких подозрений.
Артемий буквально падал от усталости, к тому же сильная головная боль сжимала виски. Он с трудом добрался до своих покоев. Дружинник не мог понять, почему следствие, уже завершенное, вызывало у него ощущение пустоты, к которому примешивался привкус поражения. Да, надо признать, что он ошибался. Его рациональный ум выработал теорию, согласно которой хладнокровный и расчетливый преступник безжалостно убирал со своего пути всех, кто вставал между ним и вожделенным сокровищем. Однако дознаватель имел дело с воспаленным мозгом, с опасным маньяком, который считал себя выше человеческих законов и был готов любой ценой удовлетворить свое желание обладать женщиной. Тронувшийся умом Андрей отказывался допустить, что Гита отдала свое сердце другому. Для Андрея Гита была вещью! Но, в конце концов, на что надеялся несчастный безумец? Недовольство, которое испытывал Артемий, было, несомненно, связано с неуместной в данном случае жалостью. Или с констатацией, что на этот раз он ошибся в своих выводах?
Не желая размышлять дальше, дружинник упал на кровать, закрыл глаза и полностью отдался на милость боли, стучавшей в висках. |