– Например, эти грубые терракотовые флаконы, в которых вы держите свои примитивные снадобья! И потом, можешь ли ты сказать, зачем я все это делал? Византийский сановник моего ранга, советник и приближенный басилевса… Зачем я совершил столько преступлений, чтобы украсть подарок самого императора?
– Да, – согласился Владимир, – надо признать, боярин, что твоим рассуждениям не хватает логики! По какой причине Деметриос – богатейший патриций и высокопоставленный сановник – решил завладеть опасными сокровищами, которые к тому же невозможно продать?
– Деметриос украл драгоценности вовсе не для того, чтобы их продать, – ответил Артемий. – Магистр обладает огромным личным состоянием и не нуждается в деньгах. Чтобы понять его мотив, князь, ты должен задуматься о художественной и исторической ценности этих сокровищ. Вспомни, что бесценные украшения более ста лет были частью казны византийского государства! А теперь драгоценности Феофано покинули Византию, поскольку их принесли в жертву дипломатическим и военным потребностям современности. Их подарили – при всем моем уважении к тебе, князь, – какому-то безвестному русу!
Артемий принялся ходить взад и вперед перед помостом с пустым троном. Взгляды всех присутствующих были прикованы к дружиннику.
– Наконец подумайте о том, что мы все, – продолжал Артемий после короткого молчания, – в глазах Деметриоса являемся лишь народом дикарей, едва вышедших из невежества. Греки до сих пор называют нас скифами! Мы поклоняемся Святой Троице только на протяжении нескольких десятков лет, а наше государство еще очень молодо. Слава же Византийской империи, источника истинной веры и подлинного света, сияет в мире уже много столетий. Вот почему мы не достойны обладать этими сокровищами. Платить наемникам-варварам, защищающим границы Византии, – это одно. Но разбазаривать сокровища империи – совсем другое. Магистр искренне думает, что басилевсу дали плохой совет, что в основе этого кощунственного выбора лежат интриги, которые плетут враги государства. Вернув бесценные сокровища Феофано императорской казне, Деметриос рассчитывает образумить басилевса. Я имею в виду: напомнить ему о государственных интересах.
Грек больше не смеялся. Он даже два-три раза кивнул головой, словно подтверждая слова Артемия. Когда дружинник замолчал, Деметриос заявил:
– Я приятно удивлен, боярин, что кто-то сумел так хорошо изложить суть моих мыслей. Это тем более необычно, что ты не грек. Жаль, что ты живешь в стране невежд! В Константинополе ты смог бы сделать более интересную карьеру, нежели ловить воров, убийц и смердов! Впрочем, каждому свое… Но поговорим серьезно: какими бы справедливыми ни были твои рассуждения, ты не в состоянии что-либо доказать. И я спокойно покину вашу страну и вернусь домой, увозя с собой… свои воспоминания.
– Ты ошибаешься, магистр, – невозмутимо сказал Артемий. – Вас видели, тебя и Настасью, в саду во время послеобеденного отдыха. Этот человек готов дать показания против тебя.
– Кто это? – срывающимся голосом спросил Деметриос. На его лице промелькнула тень беспокойства. – Ты пытаешься заманить меня в ловушку, боярин!
– Нисколько, – ответил дознаватель, становясь перед греком, который откинулся на спинку кресла, словно пригвожденный взглядом старшего дружинника. – Речь идет о бродячем скоморохе по имени Клим. В день приема послов он заметил тебя через ограду сада. Он слышал, как Настасья говорила тебе о драгоценностях. Он подслушал весь ваш разговор. От него ничто не ускользнуло, даже звон твоих колокольчиков на парадных сапогах, которые были на тебе как в тот день, так и сегодня. Суд князя примет свидетельство Клима. |