|
А согласится на дуэль - его обер-прокурор с должности погонит. Что так, что этак, нам выгода. От этой оригинальной идеи прочие участники совета аж оторопели. Барон покачал головой: - Так ведь если согласится, вам с ним и в самом деле стреляться придется, и уж он вам загубленной карьеры не спустит. Что вы на барьере-то станете делать, Матвей Бенционович? Видел я на охоте, как вы стреляете. Вместо тетерки фуражку мне продырявили. Да и о детях подумайте. Бердичевский сделался еще белее, потому что обладал очень живым воображением и сразу представил свою супругу в трауре, а деток в черных платьицах и костюмчиках, но не отступился: - Пускай... - Ах, глупости какие, - махнул губернатор. - И не сможете вы его вызвать, он вам повода не даст. Здесь Бердичевский из белого вдруг стал пунцовым и признался в давнем постыдном происшествии: - Есть повод. Он меня по носу щелкнул, и сильно, до крови, а я стерпел. Тоже о детях подумал... Барон пояснил обладателю личного дворянства: - По дуэльному статуту картель объявляется в течение суток после нанесения оскорбления, никак не позже. Так что вы, Матвей Бенционович, опоздали. - Тогда я его тоже по носу, он поймет за что! - Он, может, и поймет, да другие не поймут, - вставил слово преосвященный. - Еще сволокут вас в сумасшедший дом как буйнопомешанного. Нет, не годится. Да и не христианское это дело - поединок. Я на такое своего благословения не дам. - Тогда вот что. - Бердичевский сосредоточенно схватился за нос, повертел его и так, и этак. - Можно попробовать иначе, через троянского коня. - Как это? - удивился Антон Антонович. - Кто же станет сим конем? - Полицмейстер Лагранж. Он у Бубенцова за правую руку стал, и Бубенцов ему многое доверяет. А у меня про любезнейшего Феликса Станиславовича по моей прокурорской линии кое-что имеется. Бердичевский сделался спокоен и деловит, голос его больше нисколько не дрожал. - Лагранж третьего дня взял у купца-старообрядца Пименова подношение. Семь тысяч ассигнациями. Сам же и вынудил, пригрозив арестом за поносные слова об обрядах православной церкви. - Да что вы! - ахнул барон. - Это неслыханно! (Удивление Антона Антоновича понятно, ибо, как уже было сказано, в нашей губернии прямое мздоимство, да еще со стороны высокого начальства, совершенно отошло в область преданий.) - И тем не менее взял - не иначе как в предвидении новых времен. У меня и заявление от Пименова имеется. Я пока ничего предпринимать не стал. Могу поговорить с Феликсом Станиславовичем. Он человек не очень умный, но сообразит. По видимости будет оставаться пособником Бубенцова, однако втайне будет всё мне подробнейше докладывать о происках и замыслах нашего милого дружка. Митрофаний закряхтел, завздыхал: - Ох, не знаю, не знаю... Молиться буду, спрошу Господа, допустимо ли такое ухищрение. Конечно, Он иногда допускает, чтобы злое злым же и истреблялось, но все же нехорошо это. - Еще более нехорошо сидеть сложа руки и ничего не делать, а вам, владыко, что ни предложи, вы всем недовольны, - укорил преосвященного губернатор. - Вы правы, сын мой. Лучше согрешить, чем безвольно злу попустительствовать. Вы, Антон Антонович, напишите брату, и пусть он с государем побеседует. Чтоб его величеству не с одной только стороны в ухо дуло. А ты, Матвей, действуй по своему разумению. - Бердичевского владыка звал попросту, без церемоний, потому что знал его еще подростком. |
