— Точно так: когда говорят достаточно громко, чтобы я слышал, я отзываюсь на имя Томаса Тиллера.

— Очень хорошо. Такой ловкий матрос должен с удовольствием вступить на королевскую службу.

— Конечно, мне было бы это очень приятно, если бы только я не был обязан сначала службою другому лицу.

— Кто же это такой, имеющий больше прав на ваши услуги, чем даже сама королева? — спросил несколько вызывающе Лудлов.

— Моя собственная особа.

— Это уже слишком! — прервал сердито Лудлов. — Знаешь ли ты, негодяй, что я имею право силой заставить тебя служить? Только едва ли много стоит твоя служба, несмотря на хвастливые речи.

Незнакомец несколько времени, казалось, обдумывал что-то, потом сказал:

— Бесполезно доводить до крайности, капитан Лудлов! Мы здесь одни, и, надеюсь, ваша честь поверит, что я не шучу, если скажу, что мужчина ростом в шесть футов не так-то легко позволит тащить себя, словно шлюпка, буксируемая сорокачетырехпушечным кораблем. Хотя я и моряк, для которого океан — жилище, но все же не бросаюсь в море очертя голову. Взгляните туда: виден ли другой корабль, кроме вашего крейсера, могущий удовлетворить вполне моряка дальнего плавания?

— Хотите ли вы этим сказать, что вы пришли сюда наниматься на какое-либо судно?

— Вы угадали. И хотя мнение простого матроса не имеет особенной цены, все же скажу, что мало встречается таких прекрасных судов, как ваше. Вы знаете очень хорошо, что человек рассуждает не одинаково, когда он принадлежит себе самому или когда принадлежит короне. Надеюсь поэтому, что вы не будете поминать лихом ту непринужденность, с которой я говорю с вами теперь.

— Я часто встречал людей вашего сорта, и знаю теперь, что насколько они необузданны на берегу, настолько послушны на борту. Стойте: не парус ли это виден вдали, или это крылья чайки, сверкающие на солнце?

— Может быть и то, и другое, — спокойно отвечал незнакомец, всматриваясь в море. — Смотрите, как чайки играют на волнах, как блестят на свету их крылья!

— Взгляните несколько дальше. Видите там белую точку? Это парус корабля.

— Очень может быть: ваши каботажные суда здесь чуть не ежечасно уходят и приходят, подобно тому как водяные крысы путешествуют в хлебный магазин и обратно. По-моему, это просто водяная пена.

— Нет, это парус, который покрывает мачты смелого корсара…

— Ну, тогда это улетевшая птица: теперь ее не видно, — сухо ответил моряк в индийской шали. — Такие крылатые корабли немало доставляют нам, морякам, бессонных ночей.

Лудлов и его собеседник начали спускаться вниз. Идя уже по берегу, они продолжали разговаривать.

— Этот упрямый голландец, то-есть, я хочу сказать, ван-Беврут, больше доверяет своему судну, чем я самому себе. Признаюсь, мне очень не нравится то облачко в устье Раритона, а дальше в открытом море горизонт уже потемнел… Нет, что ни говорите, я вижу парус, или мои глаза утратили способность видеть!

— Ваша честь видит крыло чайки, играющей на волнах: это сходство и меня не раз обманывало, несмотря на то, что я лет на десять — пятнадцать имею больше опытности в морском деле, чем ваша честь.

— Пожалуй, это и чайка; предмет так мал. Однако, он имеет форму паруса, видимого издалека. Притом я жду одного корабля…

— У меня, значит, будет выбор. Благодарю вашу честь, что вы сказали мне об этом прежде, чем я решился отдать себя в распоряжение королевы.

— Если ваше поведение на море будет равняться обнаруженной вами на берегу смелости, то вас можно будет признать образцом дисциплинированности.