|
Все-таки ввиду пока еще истекающей «тьмы» я просто не готов к общению с людьми… точнее, они со мной. А риск такой встречи довольно велик. Несмотря на то что, покидая убежище, я каждый раз старательно применяю все известные мне из памяти Дима приемы, чтобы не оставлять лишних следов, гарантировать, что ушлые гости не смогут обнаружить что-то эдакое, не могу. Все же умения ходока больше рассчитаны на особенности восприятия тварей Пустошей, а не на внимательность следопытов освоенных земель. И не выходить на поверхность я тоже не могу. Нет, дней десять – пятнадцать протяну на сделанных запасах, но потом все равно придется делать вылазку, и не одну. Жрать-то, как ни удивительно, хочется каждый день. А эти господа, судя по тому, как основательно они обустраивают лагерь, собрались здесь поселиться надолго. Вот того, что им удастся взломать вход в убежище, я не боюсь. Там только первая шлюзовая дверь толщиной добрых полметра, да и вторая ей не уступает. А средств, чтобы вскрыть ТАКОЙ металл, я у гостей как-то не наблюдаю. В общем, если не применят какую-нибудь сверхубойную алхимическую гадость, нежданного визита я могу не опасаться в принципе. Но до того момента, когда это дойдет до «гостей», мне еще надо как-то дожить, желательно ни разу не попавшись им на глаза.
Небо над нами постепенно окрашивалось в розовые цвета, а я продолжал наблюдать за суетящимися у реки людьми и постепенно пришел к выводу, что среди ватаги из добрых двух десятков путешественников к ходокам можно отнести от силы трех-четырех. Негусто на самом деле. Это ведь значит, что на каждого из этой четверки приходится по пять новичков, ничего не соображающих в деле, не умеющих и не знающих. Вспоминая возню Дима с легионерами и особенно с тем же Граммоном в Пустошах под Ленбургом, мне почти жаль несчастных ходоков, у каждого из которых висит на шее по четыре-пять человек балласта. Дворянского, а значит, весьма гонористого балласта, хочу уточнить. Почему «почти жаль»? Так ведь наверняка они сами вызвались, погнались за хорошим вознаграждением и вместо того чтобы набрать побольше проводников-помощников, пожадничали. Решили, что сами справятся. В общем, «почти» – не считается, так что пусть и дальше мучаются. Собственно, информацию о жадности командира ходоков я получил, так сказать, из первых уст. Двое коллег моего бывшего носителя, патрулируя окрестности лагеря, прошлись фактически у меня над головой, и по пути обсуждали как раз именно эту неприглядную сторону своего начальства. Отвлекшись на разговор раздолбаев из патруля, я не сразу заметил происходящее в лагере. Внимание мое привлекла яркая вспышка в пещере, полыхнувшая так, что аж глаза резануло. А в следующий миг из черного зева на песчаный берег реки шагнул человек, которого прежде среди «гостей» я не наблюдал. От высокой худой фигуры в простой серой сутане с укороченным подолом так и фонило Светом. На миг я даже подумал, что у него, как и у Граммона при первой встрече с Димом, имеется при себе протекающий флакон с «жидкой благодатью». Я даже головой покачал, представив, какое количество тварей привлечет этот «маяк». Задолбаются ведь отбиваться от искаженных, идиоты! Но спустя несколько секунд поток Света, излучаемый церковником, иссяк, будто его и не было. И только шум, поднятый охотниками, вынужденными отбиваться от полезших на них сплошной волной гумпов, напоминал о том, что подобные всплески Света в искаженных землях не проходят бесследно. Впрочем, уже через пять минут бесхвостые выдры вновь потеряли интерес к происходящему на берегу и вернулись в воду. Те, что уцелели после стычки с «гостями». А вот теперь настал черед охотников бурлить. Махач с внезапно озверевшими тварями явно не пришелся им по душе. Мало того, к церковнику, недоуменно взирающему на происходящее, тут же подскочил один из оставшихся в лагере ходоков и поднял такой хай, что даже до меня долетали обрывки его мата. |
