Иван Майский. Перед бурей
О с н о в н ы м мотивом, побудившим меня написать эти воспоминания, было желание на собственном примере показать,как люди старого поколения, выраставшие в условиях царской России, приходили к революции. В то время атмосфера нашей страны была густо насыщена влияниями самой черной политической и социальной реакции — светской и духовной. Передовой молодежи той эпохи приходилось с величайшим трудом, продираясь через тысячи препятствий, приходить к пониманию азбуки революции. Это был сложный, тяжелый, запутанный, подчас мучительный процесс. Он сильно варьировался в зависимости от характера социальной среды, из которой вышел революционер. Рабочий приходил к революции по-своему, крестьянин по-своему, интеллигент по-своему. Известную роль, конечно, играли и индивидуальные особенности. Лично я был выходцем из интеллигентско-демократических кругов, и моя собственная история отражает, конечно, в первую очередь пути, которым и приходили к революции представители именно этой социальной прослойки. Я думаю, что на представителях старого поколения, в особенности на тех, кто умеет держать перо в руках, лежит обязанность рассказать о том, как они складывались и формировались в революционеров, какие силы, влияния, обстоятельства будили в них сознание и толкали их на борьбу против самодержавия, против буржуазного общества, за социализм и коммунизм. Это представляет большой исторический и политико-воспитательный интерес. Тем самым представители старого поколения сказали бы серьезную услугу не только будущему историку пролетарской революции, но также и современному поколению советской молодежи. Сравнивая то, что было, с тем, что есть, наше юношество могло бы легче осознать всю огромность и всю благодатность перемен, принесенных Великой Октябрьской социалистической революцией. Однако, чтобы воспоминания «стариков» имели настоящую ценность, они должны быть правдивы. Я имею при этом в виду не столько те сознательные извращения истины, которые заслуживают осуждения во всяком произве дении мемуарного характера, сколько нечто совсем иное. Каждого автора воспоминаний подстерегают две главные опасности. П е р в а я — э т о излишнее доверие к своей па мяти. Человеческая память — несовершенный инструмент: она произвольно удерживает одни и опускает другие — часто не менее важные — факты и моменты, что, конечно, не может не отражаться на характере закрепившейся в памяти картины. Вторая опасность — это склонность смот реть на явления прошлого, нередко далекого прошлого,глазами настоящего, изображать события прошлого не так, как они воспринимались автором в момент их совершения, а так, как они воспринимались бы автором сей час, много лет спустя. Если мемуарист недостаточно вооружен для борьбы с обеими указанными опасностями, он легко может власть в невольное извращение истины,которое будет не менее вредно, чем сознательный подлог. При писании своих воспоминаний я оказался в более счастливом положении, чем большинство мемуаристов, изо бражающих свое детство и раннюю юность. (Мальчиком я любил вести дневники и переписываться с родственниками и друзьями. По какой-то прихоти случая значительная часть этих «человеческих документов» уцелела и несколько лет назад попала в мои руки. Особенно ценными оказались письма, которые я, начиная с восьмилетнего возра ста, систематически писал своей двоюродной сестре Е. М.Чемодановой и в которых я всегда подробно и з л а г а л по вседневные события моей жизни и мои реакции на все, что мне приходилось читать, видеть, слышать, наблюдать. Старшая из моих сестер, Юлия, всегда ревностно хранившая различные сувениры нашей семейной хроники, спасла от забвения и гибели рукописный сборник моих гимназических стихов, а также много семейных фотографий. |
