Морган Райс. Перед рассветом
"Приди, святая, любящая ночь! Приди и приведи ко мне Ромео! Дай мне его. Когда же он умрёт, Изрежь его на маленькие звёзды, И все так влюбятся в ночную твердь, Что бросят без вниманья день и солнце"
Вильям Шекспир "Ромео и Джульетта" (Перевод Б. Пастернака).
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Утром своего семнадцатилетия Кейт проснулась в тоскливом настроении. Вместо того, чтобы в радостном предвкушении вскочить с кровати, она содрогнулась от ужаса, потому что знала – ни подарков, ни особого праздничного завтрака, ни торта ей никто не приготовит. Открыток тоже ждать не приходилось. Ей повезёт, если кто нибудь из её родственников хотя бы вспомнит о её дне рождения. Теплое солнце Санта Барбары коснулось её век, она открыла глаза и несколько раз моргнула. Её комната была по прежнему заставлена коробками после переезда, и она никак не могла заставить себя навести порядок. Наверное, думала она, это всё потому, что ей не хотелось здесь жить. Ей не хотелось жить со своей семьёй. Нигде. Да и как могло быть иначе? Они её ненавидели. Кейт натянула одеяло на голову, закрываясь от света, отчаянно не желая вставать и проживать этот день. Лучшим решением, которое пришло ей в голову, было как можно скорее выскользнуть из дома и отправиться в школу. Там у неё, по крайней мере, были друзья. Они прекрасно знали о том, что творилось у неё дома, и сегодня должны были уделить ей повышенное внимание. В конце концов, Кейт вылезла из постели и оделась в свои любимые удобные джинсы и чёрную футболку. Затем она сунула ноги в потёртые красные "конверсы" и небрежно провела расчёской по тёмно каштановым волосам – достаточно, чтобы убрать "петухи", но недостаточно, чтобы это стало похоже на причёску. В честь особенного случая она накрасила ресницы и подвела глаза. Отойдя на шаг от зеркала, она оценила своё отражение. Её мать придёт в бешенство от такого наряда. Эта мысль заставила Кейт улыбнуться. В коридоре пахло блинчиками, беконом и кленовым сиропом. Мама Кейт любила строить из себя идеальную американскую мать семейства, даже волосы укладывала как футбольная мамаша. Но это была только видимость. Притворство. Жалкая подделка. Идеальные американские матери должны любить своих детей, а не обожать одну дочь, постоянно унижая другую. Кейт знала, что блинчики предназначались не ей. Её отец, её сестра, Мэдисон, и брат, Макс, – все смогут полакомиться, но только не она. Слова матери эхом звучали у неё в голове: Если бы ты занялась спортом, то тоже смогла бы сытно завтракать. Но раз ты днями сидишь дома за книжками, изволь следить за фигурой. Стиснув зубы, Кейт переступила порог кухни. Кухня в их новом доме была обставлена со вкусом и напичкана новейшей техникой. Казалось, будто её вырезали со страницы журнала. Там было всё, чтобы её мать могла поддерживать иллюзию образцовой семьи. За столом уже сидел отец Кейт. Его глаза были всё ещё красными после вчерашней попойки, и он со скорбным видом пялился в свою кружку с кофе. Перед ним стояла нетронутая тарелка с блинчиками – Кейт знала, что с похмелья он не сможет их съесть. Мэдисон сидела там же с маленьким зеркальцем в руках и доделывала макияж. Её тёмные волосы плавными волнами спадали ей на плечи и блестели на солнце. Она завершила свой образ ярко красной губной помадой и стала похожа скорее на студентку колледжа, чем на старшеклассницу, которой она на самом деле являлась. Со стороны сложно было догадаться, что между девочками всего полтора года разницы: Мэдисон выглядела почти женщиной, а Кейт ещё во многом напоминала неуклюжего ребёнка. Кейт прошла в кухню и быстро подхватила с пола свою школьную сумку. Макс заметил её и улыбнулся. Ему было четырнадцать, и, по мнению Кейт, он был самым приятным членом их семейства. |
