|
Если они сознательно отвергают свежесть, ничего не поделаешь. Удовольствий больше не ищут, свое они уже получили. Чтобы не бросаться в глаза, они сменяют бег на деланно-беззаботный прогулочный шаг. Райнер цепляет под руку Софи, которая пытается поправить прическу, глядясь в темные витрины слева и справа. Она кажется самой невинностью, да она такая и есть, всегда выглядит так, словно живет, не снимая белых перчаток. Это способно возбудить мужчину, но не может удовлетворить его. Вот и приходится придумывать ночные набеги, потому что Софи кое-кого не удовлетворяет. Впрочем, есть много других причин. Дело в том, что Райнер — мозг шайки, Ханс — ее кулаки, Софи — своего рода любопытствующий соглядатай, Анна же озлоблена на все человечество, что скверно, ибо злоба застит взор и закрывает доступ. Правда, и без того ей практически закрыт доступ к красивым вещам, которые существуют, потому что продаются за деньги. Анне невдомек, что внутреннее достоинство за деньги не купишь, ничего не поделаешь, на то оно и внутреннее и постороннему взору недоступно. Анне хочется и внешнего, но она об этом помалкивает.
— Людей нельзя бить из ненависти, это следует делать без всякой причины, насилие должно быть самоцелью, — увещевает ее брат Райнер. — По мне главное — бить, все равно, с ненавистью или без, — отвечает Анна. — Ты вообще ни во что не врубилась, — говорит Райнер с сознанием собственного превосходства. — Вот дерьмо, — заявляет Ханс. Употребляя это вульгарное выражение, он хочет сказать, что порвал рубашку. — Мамаша опять бучу устроит. — Сейчас зайдем в подворотню потемнее, все поделим, — говорит Анна, — а завтра ты новую купишь. Райнер своих родителей ненавидит и боится. Они произвели его на свет и заняты тем, что содержат его материально, пока сам он одержим занятиями поэзией. — Без страха нет ненависти, — считает Анна, которая в науке ненавидеть заслуживает ученой степени, — если ничего не бояться, нечего будет и ненавидеть, и воцарится тоскливое равнодушие. Тогда лучше подохнуть. Обывателю настоящая ненависть неведома. Без сильных эмоций мы превратились бы в неодушевленные предметы или вообще бы умерли, что и так происходит достаточно рано. Я люблю искусство во всех его проявлениях. — Я ни к чему не питаю ненависти, — говорит Софи, — не вижу в своей жизни ничего, что могло бы эту ненависть питать. — Единственное ощущение, тебе доступное, — твоя любовь ко мне, — изрекает Райнер. — Когда мы тычем пальцами в глаза жертве, мы связаны друг с другом крепче любых брачных уз. Мы вообще — против брака. — Мне пора идти, — заявляет Софи, которой всегда пора куда-то идти. — Ты не можешь бросить меня именно сейчас, в тот момент, когда мне нужен кто-нибудь, кому я все могу растолковать, — вскипает Райнер. — Так вот же, с тобой остаются целых два человека, — отвечает Софи, которую нисколько не трогает его порыв, — им все и растолкуешь. Мне пора домой. — А твоя доля? — Завтра в школе отдашь. Ханс уже тянет когти к деньжатам, запекшаяся нитка слюны в уголке губ деликатно намекает на его алчность. — Погоди ты, сейчас, сейчас, — отмахивается Райнер. — Ты красиво дерешься, — льстит Анна молодому работяге, поглаживая его бицепсы; мать никогда его так не гладит, ей бы и в голову такое не пришло. В этом движении есть некая двусмысленность, оно значит больше, чем может показаться на первый взгляд. — Я от тебя торчу, — говорит Анна Хансу. — Ну ладно, пока. |
