|
Ведь ты никогда ее даже не искал. Целый день только и сидишь — сочиняешь свои идиотские стишки и рассказы. И никто их никогда не купит — и не удивительно. Я-то что-то могу и вот делаю, и только поэтому мы не умерли до сих пор с голоду. (Встает и идет к плите, смотрит в кофейник — вскипела ли вода; потом возвращается и снова садится). Но сегодня тебе придется их где-то достать — я больше не могу и не буду. Приди в себя. Попроси, займи или укради — где хочешь. (С презрительное усмешкой). Но где, я хотела бы знать? Ты ведь слишком горд, чтобы попрошайничать, назанимал уже и так достаточно, а чтобы украсть — да у тебя же не хватит мужества! (После паузы — сердито поднимается). Так ты ещё не встал? Боже мой! Снова лег и притворяешься, что спишь? (Идет к двери спальни и туда заглядывает). О, встал. Что ж, наконец-то. Не надо на меня так смотреть — больше дурой я уже не буду. Слишком хорошо теперь тебя знаю — лучше, чем ты думаешь, — тебя и твои штучки. (Отворачивается от двери, многозначительно). Я знаю кучу всего, милый. Не важно что именно, но сегодня кое-что я тебе скажу, и прежде чем уйду, не волнуйся. (Идет на середину комнаты и становится там, хмуря брови). Гмм! И все же, по-моему, надо сначала приготовить завтрак — хотя у нас почти ничего и нет. (Вопросительно). Правда, может, у тебя есть деньги?
Глупый вопрос! (Издает короткий тяжёлый смешок). Нет, надо было просто лучше тебя знать. Когда ты в ярости вчера убежал из дома, можно было предположить, что случится. Больше тебе веры нет. А в каком состоянии ты явился домой! Мы поспорили — и это дало тебе прекрасный повод превратиться в зверя! Для чего же было закладывать часы, ведь деньги все равно пошли на выпивку? (Идет к буфету и, продолжая монолог, вынимает оттуда чашки, блюдца и т. д). Поторапливайся! Благодаря тебе завтрак будет в два счета — ведь у нас сегодня только хлеб, масло и кофе. Да и того бы не было, если б я не прошила себе все пальцы. (Со стуком отрезает кусок хлеба). Хлеб-то черствый — ну и чудесно. Ты лучшего и не заслуживаешь, но не понимаю, почему должна страдать я? (Идет к плите). Кофе поспеет через минуту, и ждать тебя я не буду. (Внезапно, с сильным гневом). И что ты там делаешь?! (Подходит к двери и смотрит). Ну, по крайней мере, почти готов — я-то думала, лег обратно. Это на тебя очень похоже. Какой же ты сейчас урод! Бога ради, побрейся! Ты отвратителен! У тебя вид настоящего бродяги не удивительно, что тебя никуда не берут. Оно и понятно — с таким-то затрапезным видом! (Снова идет к плите). Горячая вода есть, так что повода для такого вида сегодня нет. (Берёт чашку и наливает туда воды из кофейника). Вот.
Посмотри-ка на свои дрожащие руки! Сколько можно пить, ведь ты же не можешь! У таких как ты как раз и бывает белая горячка. И это будет последняя капля! (Смотрит на пол). Смотри, что ты сделал с полом — всюду окурки, пепел. Почему нельзя бросать их в тарелку? Но что тебе до всего этого? Ты никогда обо мне не думаешь. Тебе ведь не мести — вот и наплевать! (Берёт метлу и начинает с остервенением подметать, поднимая облако пыли).
(Подметая). Поторапливайся! Мне уже почти пора. Опоздаю — выгонят, и не смогу тебя больше содержать. (Запоздалая мысль приходит ей голову, и она язвительно добавляет). И тогда тебе придется работать самому — такой будет ужас! (Подметая под столом). Но я все-таки хочу знать, собираешься ты сегодня искать работу или нет. Ты же знаешь, что помощи от твоей семьи больше не дождешься — ей ты, наверное, тоже уже во где! (Секунду помедлив, молча подметает. Затем). Такая жизнь мне осточертела! Я бы давно уже вернулась домой, если б не моя гордость. А то ещё все будут болтать: «Что за неудачник, этот единственный сынок миллионера Роуленда, гарвардский выпускник, поэт, наша звезда — ха-ха!» (С горечью). |
