Не стану врать, что у меня кристально чистые руки. Но я пользовался своим положением не чаще и не больше других. Тем не менее сейчас, на волне так называемой «борьбы с коррупцией»…
— Бросьте, — махнул рукой хозяин. — Ворон ворону глаз не выклюет.
— Зато выкинет из гнезда, — возразил гость. — В кулуарах уже ходят слухи, что из меня решили сделать очередного козла отпущения. Конечно, до крайних мер вряд ли дойдёт, — тут вы правы, — но с креслом придётся распрощаться. Да и шеф не считает нужным скрывать всю шаткость моего теперешнего положения. Совсем недавно он прямым текстом заявил, что у меня в запасе от силы три месяца. Вероятнее всего, речь идёт о двух — двух с половиной месяцах.
— Вы расстроены? — улыбнулся Сергей Борисович. — Уверяю вас, навозная куча — это не то место, о котором стоит сожалеть.
— Пожалуй. Я уже смирился, — кивнул Константин Георгиевич и тоже улыбнулся. — Но мне не хочется уходить с пустыми руками. А ведь я не взял и десятой доли того, что берут остальные.
— Я не прокурор, — заметил хозяин кабинета. — Мне плевать, сколько вы брали и у кого.
— Мы можем заработать без малого миллиард…
— Не самые большие деньги.
— Долларов, — закончил Константин Георгиевич.
Сергей Борисович молча смотрел на гостя, решая в уме, насколько серьезно следует воспринимать услышанное. Сумма была грандиозно велика. В принципе мафиозо не сомневался, что действующий член правительства может иметь доступ к финансовым источникам подобного масштаба, но что представляет из себя данный конкретный человек? Насколько ему можно доверять? Фамилия Фролов не из тех, что ежедневно мелькают в газетах и звучат с экранов телевизоров. С другой стороны, именно такие люди, тихие, неприметные, имеют возможность брать помногу.
— Сумма серьёзная, — задумчиво произнёс Сергей Борисович.
— Более чем.
— Что значит «без малого»?
— Что-то около восьмисот миллионов. Это несколько меньше миллиарда, но не настолько, чтобы получение… скажем, тридцати процентов становилось для вас непривлекательным.
— О процентах мы поговорим позднее. Сперва объясните мне, о чем идет речь.
— Акции. Акции Смоленского автомобильного завода. Мы с вами скупим большой пакет акций. Сорок четыре процента.
— При чём здесь Смоленский автозавод? — не понял Сергей Борисович. — Это труп. Его акции стоят гроши. А может быть, и того не стоят.
— Вы правы. Сейчас акции Смоленского автозавода котируются в среднем по семьдесят центов за штуку, хотя обоснованные цены по меньшей мере в двадцать раз выше. Мы скупим сто миллионов акций по цене восемьдесят центов на общую сумму восемьдесят миллионов долларов. И заработаем чистыми семьсот двадцать миллионов.
— Каким образом, потрудитесь объяснить? — задавая вопрос, Сергей Борисович неторопливо закуривал. Этим он давал понять собеседнику, что предложение пока не слишком заинтересовало его.
— Через два месяца правление Смоленского автозавода подписывает контракт с одной очень известной американской фирмой о совместном предприятии. Это уже решено. Я лично помогал в переговорах. Выбил налоговые льготы на первые пять лет работы новых линий, помог с налоговыми льготами на ввоз комплектующих и сделал ещё множество полезных вещей. В частности, уладил вопрос с правом открытой продажи сорока пяти процентов акций завода на общемировом фондовом рынке. Это было непременным условием американской стороны. К вашему сведению, по действующему ныне законодательству, иностранным инвесторам разрешено продавать не более двадцати одного процента. |