- Идем, лапушка.
Он высвободился из ее рук.
- Минутку. Не раньше чем...
Он достал из кармана бумажник, вынул из него стофранковые банкноты - три, четыре, может, пять. Он позаботился о том, чтобы, прежде чем идти сюда, запастись суммой, которую не имел обыкновения носить при себе.
- Вот! Если этого недостаточно, скажите!
- Спасибо, мсье.
Он поворачивается. Не надо бы ему поворачиваться.
- Что он ответил?
- Спасибо, мсье.
- Почему он не хотел, чтобы я заплатил?
- Чтобы удружить тебе.
- Удружить?
- Ну потому, что ты ему приглянулся! Выбрось это из головы. Идем. Сейчас мы повеселимся.
Каждая из них держит его под руку, и он повторяет про себя: "Сейчас мы повеселимся".
Глава 7
Он не удивился. Он был готов ко всему. У него было ощущение, что он стал в высшей степени прозорливым, и ему казалось, что он раскрыл тайну людей и вселенной.
Отсюда и его горькая ирония, которая была направлена как на других, так и на себя самого.
- Ну вот. Осторожно, тут ступенька.
Девицы его поддерживали под руки. Еще мгновение назад он ощущал их у себя по бокам. Затем, в следующую секунду, без всякого перехода, он уже стоял один посреди тротуара.
Разумеется, это была шутка. Он ни на миг не поверил, что они собираются отвести его в номер и что они все трое разденутся.
Его разыгрывают. С самого начала. Он не поддается. Меньше чем в пятидесяти метрах имелось другое кабаре, его фиолетовое название выделялось в темноте. Он силится прочесть. Буквы скачут перед глазами. То ли "Тигр", то ли "Тибр".
На его пороге швейцар в сером рединготе болтает с полицейским. Если не считать их, улица пустынна.
Может, женщины бросили его из-за полицейского? Он обернулся, чтобы посмотреть, что с ними стало. Их здесь уже не было. Может, они вернулись в "Карийон"? Или же продолжили свой путь и сейчас были уже далеко?
Что ему с того? Alea jacta est <Жребий брошен (латин.).>. Ему не было страшно. Он всегда брал ответственность на себя, как и полагается мужчине. Никто не мог утверждать, что он ведет себя не как мужчина.
Что было трудно, так это сохранять равновесие, теперь, когда девиц уже не было рядом, чтобы поддерживать его, и время от времени он натыкался плечом на стену.
Из-за полицейского ему следовало шагать прямо. Девиц-то полицейский напугал, но ему он не внушал страха. Ему не в чем было себя упрекнуть.
Может, он и был проклят - если ад Бланш существует, - но ему не за что было краснеть.
Мужчина имеет право раз в жизни заняться любовью с другой женщиной. Он даже ее об этом и не просил. Она сама все устроила.
Следует ли ему сказать, проходя мимо:
- Добрый вечер, господин полицейский.
Нет. Это могло бы показаться вызывающим.
А если бы он ему сказал:
- В "Карийоне" находится некий Фарран со своей бандой. Человек по прозвищу Малыш Луи угоняет машины, а затем, когда клиент пьянеет, Алекса...
Выслушайте меня... Я, быть может, тоже пьян, но я знаю что говорю. |