Анна Старобинец. Переходный возраст
Переходный возраст
Восемь
В тот день они втроем гуляли по лесу (и она почти радовалась, что купила квартиру именно в Ясеневе: где еще в Москве найдешь лес в десяти минутах ходьбы от дома?) и смотрели на птиц. Птиц было необыкновенно много; захлебываясь сварливыми хриплыми криками, похотливо разевая свои окостеневшие, древние клювы, они носились между деревьями – очень низко, почти над самой землей. – Мам, они что, ловят тополиный пух? – спросил Максим. – Вряд ли, – ответила она. – Наверное, они чувствуют, что скоро пойдет дождь. Птицы обычно ведут себя так перед дождем. – Вот именно, – сказала Вика. Максим недоверчиво оглядел безоблачное синее небо, потом – птиц. Нахмурился. Попробовал подойти к ним поближе, но птицы, возбужденно постанывая, улетели. – Мам, а как они называются? – спросил Максим. – Ну, наверное… стрижи? – рассеянно предположила Марина. – Конечно, стрижи, – твердо сказала Вика. – Ты что, Максик, не знаешь, как выглядят стрижи? – А ты что, знаешь? – огрызнулся Максим.
– Мне тут не нравится. – Почему? – удивилась мать. Они переехали год назад, разменяв после развода большую старую квартиру на Таганской (мужу досталась однокомнатная в Марьине, а им – «двушка» в Ясеневе), и все это время ей казалось, что дети вполне довольны. – Тут все дома одинаковые. И некрасивые. Марина обвела глазами нудные ряды коптившихся на солнце высоток, которые торчали из пыльной газонной зелени, словно гигантские бело-голубые кукурузные початки. Между ними, преодолевая сопротивление влажного, дрожащего, словно желе, воздуха, тяжело и сонно ползали потные люди, раскаленные машины. – Зато свежий воздух, – устало сказала она. – Э-ко-ло-ги-я, Максик, – прогнусавила Вика.
День прошел ужасно. Максим безучастно вертел в руках подарок – водный пистолет, без всякого энтузиазма смотрел мультфильмы про космических пришельцев, много капризничал и требовал, чтобы хотя бы в день рождения ему не закапывали в ухо. Вика, узнав, что «девочки не придут», проревела несколько часов, вечером приготовила в маленькой алюминиевой кастрюльке, которую ей подарила тетя, салат из бумажек, колбасы, кусочков ваты, Максимовых таблеток и пластмассовых морковок, попробовала накормить салатом кота Федю, была за это наказана, снова ревела, а перед сном заявила, что уйдет к папе. Когда дети заснули, Марина поплелась на кухню. Посидела немного над чаем. Отпила пару глотков, остальное вылила. Потом вымыла посуду, умылась, намазала лицо ночным кремом. Подошла к телефону и набрала номер. – Да? – с сомнением отозвался сонный мужской голос на другом конце города. – Почему ты не приехал? Дети тебя ждали. В трубке заскрежетала, раздраженно громыхнула зажигалка. – Какие-то помехи… Ты меня слышишь? – Да. – Почему ты не приехал? – Я не успел. – Не успел за весь день? – Да. – Что же ты такого важного делал? Молчание. Влажной, холодной пятерней прилипнув к трубке, Марина напряженно слушала, как скребутся там, внутри, маленькие острые коготочки – царапают нежную телефонную пластмассу, ковыряются в кабеле, перепиливают провода. – Что ты такого важного делал? – Перестань. Коготочки. |
