Перрин двигался среди своих друзей, соседей и слуг, но чувствовал себя одиноким. Люди могут изъявлять тебе свою преданность, а потом возьмут и отрекутся. Сердце его жизни билось сейчас где-то на северо-востоке. Все должно прийти в норму, как только она вернется к нему.
Чаща из заостренных кольев, шагов десяти в ширину, окружала лагерь, и Перрин прошел к сектору гэалданских копейщиков, где в частоколе был оставлен узкий извилистый проход для одного всадника; и Балверу с Айрамом пришлось отстать от него и пойти сзади. На участке двуреченцев с конем было не пройти, там и пешему пришлось бы изворачиваться как угрю, чтобы пролезть между кольями. Опушка леса находилась немногим более чем в сотне шагов — смешное расстояние для двуреченского лучника; кроны больших деревьев смыкались пологом высоко над землей. Некоторые из деревьев были незнакомы Перрину, но там такие росли сосны, и болотные мирты, и вязы, некоторые три-четыре шага в толщину у основания, и дубы, которые были еще толще. Такие огромные деревья убивают все, что пытается расти под ними, за исключением разве что травы и небольших кустов, так что между стволами оставались свободные промежутки; но все равно здесь было темнее, чем ночью. Это был старый лес — такой лес может проглотить целую армию и не оставить даже костей.
Балвер шел за ним, пока они не миновали частокол, и наконец решил, что большего уединения им с Перрином в ближайшее время все равно не найти.
— Те всадники, которых высылал Масима, милорд… — произнес он и, придерживая плащ, метнул подозрительный взгляд в сторону Айрама, который стоял по-прежнему с каменным лицом.
— Я знаю, — сказал Перрин, — ты думаешь, что он посылает их к Белоплащникам. — Он был рад тому, что движется, и тому, что находится вдалеке от своих друзей. Он положил руку, держащую повод, на луку седла, но не стал вдевать ногу в стремя. Ходок мотнул мордой, его тоже обуревало нетерпение. — Масима с тем же успехом может посылать вестников и к Шончан.
— Вы совершенно правы, милорд. Это более чем возможно. Однако могу ли я еще раз обратить ваше внимание на то, что мнение Масимы относительно Айз Седай весьма близко к мнению Белоплащников? Фактически они совпадают. Он бы с радостью их всех умертвил, будь это в его власти. Взгляды Шончан на этот вопрос более… прагматичны, если мне будет позволено так выразиться. По сравнению с Масимой, по крайней мере.
— Как бы сильно ты ни ненавидел Белоплащников, мастер Балвер, нельзя обвинять их во всех наших бедах. К тому же Масима раньше имел дело с Шончан.
— Вам виднее, милорд. — Выражение лица Балвера не изменилось, но от него так и разило сомнением. Перрин не мог доказать, что Масима встречается с Шончан, а рассказать кому-нибудь, каким образом он узнал об этих встречах, значило лишь добавить себе трудностей к уже имеющимся. Это-то и смущало Балвера: он был человеком, который любил доказательства. — Что же до Айз Седай и Хранительниц Мудрости, милорд… Айз Седай всегда считают, что им все известно лучше, чем всем остальным. Полагаю, Хранительницы Мудрости в этом отношении сильно на них походят.
Перрин фыркнул, выдувая белые султанчики в морозном воздухе.
— Расскажи мне лучше о том, чего я не знаю. Например, почему Масури встречается с Масимой и почему Хранительницы Мудрости допускают это. Я готов поставить Ходока против ржавого гвоздя, что она делает это с их соизволения. — Анноура — другое дело, но ведь она могла руководствоваться и собственными соображениями. Казалось маловероятным, чтобы она действовала по указке Берелейн.
Поправляя плащ на плечах, Балвер посмотрел сквозь ряды заостренных кольев в сторону палаток Айил, он так щурился, словно надеялся проникнуть взглядом сквозь парусину.
— Здесь существует много возможных ответов, милорд, — осторожно сказал он. |