Теперь приближающихся лошадей слышали уже все. На западе показалась длинная колонна копейщиков, пробирающихся между покрытыми тенью деревьями, за которой следовала другая колонна, конная: красные вымпелы и кирасы Майена, пересыпанные зелеными вымпелами и отполированными латами Гэалдана. Они развернулись напротив Перрина, позади толпы конников, ожидавших возвращения Масимы. Двуреченцы крались от дерева к дереву, держа в руках длинные луки. Перрин надеялся только, что они не слишком оголили лагерь. Кража шончанской грамоты может вынудить Масиму играть в открытую, а он был ветераном сражений в Запустении и против Айил. Он мог просчитать свои ходы далеко вперед. Это было похоже еще на одну головоломку кузнеца. Подвинь один кусочек, чтобы можно было сдвинуть другой как раз настолько, чтобы туда встал третий. Лагерь с ослабленной защитой легко разгромить, а в этих лесах количество бойцов могло играть гораздо большую роль, чем то, на чьей стороне сражаются умеющие направлять.

Настолько ли Масима желал сохранить свой секрет, чтобы попытаться покончить со всеми разом? Перрин осознал, что его рука все же легла на топор, но не стал убирать ее.

В толпе последователей Масимы лошади нервно переступали, возбужденные движениями своих наездников, люди кричали и размахивали оружием, но сам Пророк рассматривал вновь прибывших копейщиков и лучников, не меняя выражения лица — оно не стало ни более, ни менее суровым. Словно перед ним просто птицы, прыгающие с ветки на ветку. От него по-прежнему пахло безумием; запах извивался, как гадюка, но не менялся.

— Что делается во имя Света, то должно быть сделано, — проговорил он, когда вновь прибывшие остановились шагах в двухстах от них. Двуреченский лук легко бил на такое расстояние, и Масима уже видел доказательства этому, но он не подавал вида, что понимает, что стрелы с широкими наконечниками могут быть направлены ему в сердце. — Все остальное — хлам и вздор. Помни это, лорд Перрин Златоокий. Все остальное — хлам и вздор!

Не добавив ни слова, Масима рывком развернул своего гнедого и поскакал к ожидающим его людям, сопровождаемый Ненгаром и Барту; все трое нахлестывали лошадей, не боясь переломать их ноги и свои головы. Доехав до людей Масимы, они не останавливаясь понеслись дальше; остальные потянулись следом, и вскоре вся толпа уже текла на юг. Несколько человек, ехавших последними, задержались, чтобы вытащить придавленного товарища из-под сломавшей ногу лошади и прекратить страдания животного ударом кинжала. Перерезав ей глотку, они тут же начали свежевать тушу. Нельзя допустить, чтобы столько мяса пропадало зря. Всадника же они оставили лежать там, где его положили.

— Он верит каждому своему слову, — вздохнула Анноура, — но к чему его ведет эта вера?

Перрин подумал было, не спросить ли ее прямо, куда, по ее мнению, ведет Масиму его вера и куда она сама хотела бы его привести, но в этот момент Анноура снова нацепила на себя непроницаемую маску спокойствия Айз Седай. Кончик ее острого носа покраснел от холода; она отрешенно взирала на Перрина. Легче голыми руками вытащить из земли камень с отпечатками лап Гончих Тьмы, чем получить ответ от Айз Седай, когда она смотрит таким взглядом. Придется оставить вопросы Берелейн.

Человек, который привел копейщиков, внезапно пришпорил лошадь и выехал вперед. Низенький, плотно сбитый, в посеребренной кирасе и шлеме с решетчатым забралом, на котором торчали три коротких белых пера, Герард Арганда был упрямым человеком, солдатом, пробившимся с самого низа и ставшим вопреки всему Первым Капитаном телохранителей Аллиандре. Он недолюбливал Перрина, который без особых причин затащил его королеву на юг, а потом позволил ее похитить, но Перрин ожидал, что он по крайней мере остановится, чтобы отдать честь Берелейн, а возможно, и поговорить с Галленне.