— Если честно, я сам спроектировал этот дом, — признался Коити, отпирая дверь. — Воплотил, так сказать, детскую мечту. Веранда над водой, потолок под крышу, как в храме, камин… А еще огромный чердак.

— Твой отец и дед… у них свои летние дома?

— Да, в теплых краях, у горячих источников. Старикам такое нравится. Ладно, пригляди за Грезой, пока я выгружу продукты и вещи, хорошо?

Девушка забрала с заднего сиденья изящную корзинку с кошкой. Та замяукала, едва увидела Дзюнко.

— Вообще-то, она привыкла к таким поездкам. Наверное, все-таки ревнует к тебе.

Войдя в дом, Коити первым делом включил свет и отопление. Они внесли свой багаж, распаковали и разложили вещи, и молодой человек повел Дзюнко по дому. Все помещения показались ей сказочными, как осуществленная мечта. Когда они вернулись в гостиную, там уже стало настолько тепло, что можно было снять пальто и даже джемпер. Дзюнко дом понравился, она чувствовала себя здесь уютно. Он словно подтверждал, что их с Коити связывает что-то настоящее. Дом казался продолжением Коити.

Обосновавшись в доме, они ощутили зверский голод и приготовили простенький ужин из лапши и салата. Как и в квартире молодого человека, кухня здесь оказалась тоже хорошо оборудованной. Там был даже внушительных размеров глиняный горшок. Коити рассмеялся:

— Мне всегда хотелось приготовить в нем настоящее жаркое.

— Для одного человека великоват.

— Да уж. Одному все это есть — никакого удовольствия, только острее чувствуешь себя заброшенным всеми. Давай завтра пустим его в дело!

Дзюнко едва не спросила — вопрос так и вертелся у нее на кончике языка, — не доводилось ли ему готовить жаркое в этом горшке для другой женщины? И вообще, сколько их было? Но она так и не задала его. Ревновать к прошлому — пустая трата времени. К тому же, сколько бы женщин здесь ни перебывало, она знала, что отличается от них. Она одна разделяет с ним его миссию.

У стенки в гостиной стоял огромных размеров телевизор — величиной примерно с ванну в квартире Дзюнко. К ее настроению больше подходила негромкая музыка, чем трубный глас телеэкрана, но надо было узнать прогноз погоды, и она спросила Коити, можно ли включить его. Он откликнулся из кухни, где готовил кофе, и сказал, что можно.

Девушка подошла к телевизору, но обнаружила, что представления не имеет, как он включается. Она попыталась разобраться сама, но тут подошел Коити и показал ей, что делать.

На экране появилось яркое цветное изображение. Звук был громким и отчетливым, словно вокруг стояло несколько динамиков, потому что Дзюнко слышала его и позади себя, и над головой.

— Что ты смотришь по нему? Фильмы?

— Нет, конечно. На самом деле я вообще редко его включаю.

— Но это стоит жутко дорого…

— По кабельному телевидению иногда передают пьесы — это я смотрю. Люблю театр.

— Ну, тогда есть смысл. Пари держу, ты участвовал в спектаклях, когда учился?

— Откуда ты знаешь? Да, я даже сам писал пьесы одно время. Так, для собственного удовольствия. Из них, конечно, ничего не вышло.

— Если захочешь, ты, по-моему, можешь и сейчас писать.

Дзюнко принялась переключать каналы, но, хотя их было великое множество, ни по одному не передавали новостей или прогноза погоды. Был новостной канал Си-эн-эн, но японских программ не нашлось. В девять тридцать новости вообще редко передавались, и девушка уютно устроилась в кресле и, подобрав ноги, решила проверить, что еще можно найти. Коити немного посидел с ней, комментируя некоторые передачи, но потом зевнул и отправился в ванную.