— А чего ж вы неслись так через поле?

— Да просто так. Скучно стало. (Вот черт проклятый! Хулиган. Напугал до смерти.)

— Ну, милая, что у вас случилось?

— Палец отшибла здорово. Ужас как болит. И крови много.

— Крови — это неважно. По вашим щекам не скажешь, что много было крови. (Кажется, я слишком успокоился.)

— Вы шутник, доктор.

— Хы-хы... Ничего, сейчас посмотрим. Возьмите ее в перевязочную.

Руки я мыл тщательно-тщательно. Наверное, надеялся, что дотяну до Георгия Петровича.

Чем чище становились у меня руки, тем больше прибавлялось важности. (Как же она рельс-то подняла? Ух и здорова! Да и на вид сильна. С торфоразработок. Что и говорить!)

— Так. Развяжите ей руку. (Э, я, кажется, рано обрадовался. Палец болтается, что называется, на честном слове. Здесь ничего нельзя сделать. Перерезать это, честное слово, — и все. Палец не спасти.)

— Да-а. Большой палец. Самый рабочий палец. Без него трудно будет. Рельс не поднимешь.

— Что?! Ты что, доктор? Отрежешь палец — убью! Право слово, убью! Шей как хочешь, но шей. Отрезать не дам. А обманешь — убью!

Смотрит зло. Если бы заплакала, тогда можно и не поверить, что убьет. А то ни слезинки. Рука левая.

Рельс поднимала другой рукой.

— А вы не левша?

— Что ты мне зубы заговариваешь, доктор? Убью, если отрежешь!

— Что заладила: убью, убью. Как я его пришью-то?!

— Как хочешь, но пришей... Убью, доктор! (Кажется, вот-вот заревет, а не ревет. И впрямь убьет!)

— Больно ведь. Шей быстрей, доктор.

— Да ведь пришью — гангрена будет. На всю руку перейдет.

— Какая гангрена?! Не перейдет. Ведь палец только. Шей, доктор, быстрей. Право слово — плохо будет.

Вот попался! А? Рельсом ушибла. Хм. Ладно, начнем шить.

Я долго возился с этим пальцем. Осколочки кости удалял. Кровотечение останавливал. Обрывки мертвых тканей отрезал. Шил чего-то.  

А Георгия Петровича все нет и нет.

Наконец я сопоставил костные отломки и зашил рану.

Палец сшит. Положил гипсовую повязку.

Что будет?!

Хорошо, что я не стал ждать Георгия Петровича — он приехал только под утро. Я докладываю: так, мол, и так. Палец такой... Говорит — убью... Ну, я и сшил.

— Ты что?.. Ведь гангрена будет. Да еще небось часто швы накладывал?

— Нет, Георгий Петрович, редко. Она рельсом палец перешибла.

— А, так мне про нее говорили по дороге сюда. Рельс сорвался с платформы и самым кончиком задел ее по пальцу. Вообще-то она счастливая. Представляешь, по голове бы попало?

— Как это с платформы упал рельс? Она его подняла и попала по другой руке.

— Ты что, совсем ошалел или пьяный? Как она поднимет? Да еще одной рукой. Что она — Гаргантюа,  Бадэбек, что ли?!

— Да, Георгий Петрович, я просто не подумал. Можно идти?

— Куда идти?! Ты все-таки сегодня странно себя ведешь. Надо же пойти ее посмотреть. Очень внимательно сейчас за ней следить надо, раз ты пошел на такой риск. Может начаться гангрена. Пошли, пошли. Куда тебе торопиться? У тебя что, намечена какая-нибудь эскапада?

Да ну, какая эскапада! До этого ли?! Пойдемте быстрей в перевязочную.

Я замялся сам и замял постороннюю тему.

А палец все-таки прижился.

...Покажет мне, как палец отрывает! «Хм... Вы хирург?» Вот отшибла бы палец рельсом, тогда бы я посмотрел, как она хмыкнула бы!

1964 г.

 ГОДНАЯ КРОВЬ

Первый раз я увидел его в комнате общежития, когда вошел познакомиться со всеми ребятами, которые будут со мной на практике.