Это все. Завтра с утра предстоят итоговые заявления. Рэндольф начинает.
— Что говорит твоя интуиция о возможном исходе процесса? Твои оценки не изменились?
— По правде говоря, не очень. Свидетели защиты были на уровне, но они, увы, чужаки. Поскольку Бостон считается эдакой медицинской Меккой, мнение людей, приехавших издалека, вряд ли могло оказать сильное влияние на присяжных. Эксперты истца произвели на них большее впечатление.
— К сожалению, должен признать, что ты скорее всего права.
— Если случится чудо и ты обнаружишь наличие криминала, Крэг будет спасен.
— Эта мысль меня постоянно преследует. Честно говоря, это главный мотив всех моих действий. Какое у Крэга настроение?
— Подавленное, как обычно. Может быть, даже больше, чем обычно. Я боюсь оставлять его дома одного. Как ты считаешь, когда ты вернешься?
— Просто не знаю, — ответил Джек, чувствуя себя виноватым из-за того, что ему вовсе не хочется возвращаться в дом сестры.
— Посмотри, как он, когда вернешься. Мне страшно не нравится это сочетание алкоголя и снотворного.
— Хорошо. Я это сделаю. Я уже в больнице, и мне надо бежать.
— Чем бы все ни закончилось, я искренне благодарна тебе, Джек. Ты не представляешь, что для меня означала твоя поддержка в эти дни.
— Ты по-прежнему это говоришь, несмотря на то, что я виноват в нападении на твоих девочек?
— Да что ты! Я нисколько тебя в этом не виню.
Они ласково попрощались. Джек закрыл телефон и некоторое время сидел в машине, думая о своих отношениях с сестрой и о том, как они менялись с течением времени. У него стало теплее на душе, потому что между ними появилась прежняя близость, несмотря на годы отчуждения — годы, когда он боролся с собственным отчаянием.
На этот раз в отделении негде было яблоку упасть. В комнате ожидания было много людей, и все стулья были заняты. Несколько человек топтались у входа, куда прибывали кареты «скорой помощи». Вечер был теплым и влажным. Почти летним.
Джек встал в очередь в регистратуру вслед за женщиной с больным ребенком на руках. У ребенка был жар, и он смотрел на Джека через плечо матери большими, полными слез глазами. Когда подошла очередь Джека и он уже готов был спросить о докторе Матте Гилберте, тот появился сам. Он бросил на стол заполненную регистрационную форму и посмотрел на Джека.
— А я вас знаю, — сказал он, явно пытаясь припомнить имя.
— Доктор Джек Стэплтон.
— Верно! Нью-йоркский судмедэксперт, заинтересовавшийся неудачной попыткой реанимации.
— Отличная память, — заметил Джек.
— Это главный талант, обретенный мной на медицинском факультете. Чем могу быть вам полезен?
— Мне нужно две минуты вашего внимания. Предпочтительнее в обществе Джорджины О’Киф. Она работает этой ночью?
— Джорджина, как всегда, режиссирует все шоу, — рассмеялась сидящая за стойкой регистрации девушка, а затем серьезно добавила: — Да, она здесь.
— Я знаю, что сейчас не самое удачное время, — сказал Джек. — Но мы эксгумировали тело, и я только что закончил аутопсию. Думаю, вам будет интересно узнать, что мы обнаружили.
— Чрезвычайно интересно, — ответил Матт. — А время не такое уж и неудачное. Дела, конечно, есть, но ничего такого, что требовало бы неотложного вмешательства. Посидите в комнате ожидания, а я поищу Джорджину.
Оставшись один, Джек стал быстро просматривать две страницы записей о пребывании Пейшенс Стэнхоуп в отделении неотложной помощи. Он взял этот документ из общего файла во время разговора с Алексис. |