Изменить размер шрифта - +

– Мистер Поллард. Пожалуйста, входите.

– Спасибо.

Их глаза встретились лишь на миг, но этого было достаточно, чтобы ей захотелось глупо улыбаться. «Не улыбайся».

Он одел одну из этих ужасных клетчатых рубашек и застегнул ее на шее и на запястьях. Голову покрывала шляпа от солнца, хотя снаружи было темно. Он тоже не улыбался. Но ему удалось дотронуться до нее, когда он вошел в палатку.

О Всевышний.

– Чаю? – спросила она неестественно высоким голосом.

– Пожалуйста, – ответил он, приветственно кивнул Джине и устроился на одном из двух стульев. Молли чувствовала, что он наблюдает за ней, пока она разливает чай. Внезапно стало очень тепло.

Джина откашлялась.

– Так… э-э… Лесли, – неловко произнесла она – что было странно. Когда это Джина была с кем-нибудь неловкой? – Как хорошо вы, м-м, знали Дейва Джоунса?

Он тоже откашлялся и ответил:

– Боюсь, не очень хорошо.

Молли подала ему чайную кружку и послала умоляющий взгляд.

– Я действительно думаю, что мы должны рассказать Джине правду о...

В ответном взгляде было отчетливое предупреждение.

– Правду о том, что Джоунс вызвал гнев некоторых очень опасных индонезийцев, – сказал Поллард с акцентом торговца слоновой костью. – Если бы он не умер, эти очень отчаянные люди в конечном итоге догнали бы его, потому что он не был достаточно осторожен.

И на случай, если она не поняла его сообщение четко и ясно, немедленно пустился рассказывать многословную историю о его поездке сюда из Найроби в автобусе, полном священников.

Спиной к Джине, Молли состроила ему гримасу.

Он даже не приостановился, описывая автобус в мельчайших деталях, а затем перешел к попутчикам.

– Отец Дитер – вы, конечно, встречали его. У него по-настоящему прекрасный певческий голос...

Молли была бы счастлива просто сидеть, пить чай и слушать, как он зачитывает телефонную книгу. Смотреть, как его руки держат кружку, и просто наслаждаться теплом воспоминаний...

Как долго они должны играть в эту игру?

Он, конечно, понимал, о чем она думает, потому что намеренно избегал ее взгляда. Просто продолжал историю.

– Отец Том рассказал нам, как жил в Маниле ребенком. Ему было семь, когда напали японцы.

В противоположном конце комнаты Джина была неестественно тиха. Она сидела на кровати настолько далеко от Джоунса, насколько позволяли приличия, язык тела – полностью закрытая: немного развернута от него, руки плотно скрещены.

– Мать Тома убили, – продолжал Джоунс. – Подозреваю, жестоко. Его старший брат Элвин убежал с ним в джунгли.

Пока Молли наблюдала, Джина исследовала потертость на рукаве рубашки. Как будто готова была смотреть куда угодно, лишь бы не на Джоунса.

Который все еще рассказывал.

– Они были почти парой партизан и ответственны за значительную часть диверсий во время войны.

Возможно ли, что Джине неудобно находиться здесь с ними? Не то чтобы у них в палатке каждый день бывали мужчины. А если и бывали, то обычно священники. Или дружелюбные Тройные-П, как называла их Джина: пятидесятилетние, приветливые и прочно женатые.

– Они смешивались с местными жителями и никогда не попадались, – продолжал Джоунс. – Никто не ожидал, что дети могут быть причастны к таким крупным повреждениям линии поставки. Замечательные люди. Элвин все еще жив и сейчас в Сан-Франциско. Тогда ему было всего одиннадцать.

И перешел к детальному описанию отца Юргена.

Может, Джоунс был такого же роста и телосложения, как один из мужчин, которые взяли Джину в заложники и держали под прицелом. Или, может, виноват его смешной фальшивый акцент, так похожий на акцент одного из захватчиков.

Быстрый переход