– Да, – отвечал тот. – Но мне хуже, чем вам. Понимаешь, я знаю, почему дорога вьется. – И он стал читать на одной ноте:

Сперва налево гнется путь,Каменоломню обогнуть, Потом бежит дугой, дугой Направо от собаки злой, Потом налево-просто так, Чтоб в мокрый не попасть овраг, И вновь направо, потому Что обогнуть пришлось ему И обойти издалека Поместье одного князька,От смерти коего идет Уже семьсот десятый год.И снова влево – от могил, Где дух священника бродил, Пока не встретили его Мертвецки пьяным в Калао.И вновь направо поворот, Чтоб нам не миновать ворот «Короны и ведра» – кабак Сей несомненно знает всяк.Опять налево-справа жил Сэр Грегори, и разрешил, Рассудку не желая внять, Цыганам табор основать.Они бедны, но не честны, И обойти мы их должны.И вновь направо – от болот, Где ведьмы позапрошлый год, На полисмена налетев, Избили, догола раздев, О бедный, бедный полисмен!И влево, мимо Тоби-лен, И вправо, мимо той сосны, Откуда столб и лес видны, А в том лесу, в тени ветвей, Дорога лучше и прямей.Как доктор Лав мне рассказал (Он вашу тетушку знавал, Дражайший Уимпол. Много книг На наш он перевел язык, И сам ученый град Оксфорд Его твореньями был горд), Как доктор Лав мне говорил, Сквозь лес дорогу проложил Строитель-римлянин – и вот Она прямее здесь идет.Но кончен лес, и снова путь Спешит налево завернуть От рощи, где в глухую ночь Помещичью однажды дочь Чуть не повесили. Она Лишь тем осталась спасена, Что жаль веревки стало им, Ночным разбойникам лихим.И вновь направо вьется путь, Чтоб рощу вязов обогнуть, И вновь налево… [*]– Нет! Нет! Нет! Хэмп! Хэмп! Хэмп! – в ужасе заорал Дэлрой. – Остановись! Не будь ученым, Хэмп, оставь место сказке. Сколько там еще, много?

– Да, – сурово отвечал Пэмп. – Немало.

– И все правда? – с интересом спросил Дориан Уимпол.

– Да, – улыбнулся Пэмп, – все правда.

– Как жаль, – сказал капитан. – Нам нужны легенды. Нам нужна ложь, особенно в этот час, когда мы пьем такой ром на нашем первом и последнем пиру. Вы любите ром? -спросил он Дориана.

– Этот ром, на этом дереве, в этот час, – отвечал Уимпол, – просто нектар, который пьют вечно юные боги. А вообще… вообще не очень люблю.

– Наверное, он для вас сладок, – печально сказал Дэлрой. – Сибарит! Кстати, -прибавил он, – какое глупое слово «сладострастие»! Распутные люди любят острое, а не сладкое, икру, соуса и прочее. Сладкое любят святые. Во всяком случае, я знаю пять совершенно святых женщин, и они пьют сладкое шампанское. Хотите, Уимпол, я расскажу вам легенду о происхождении рома? Запомните ее и расскажите детям, потому что мои родители, как на беду, забыли рассказать ее мне. После слов: «у крестьянина было три сына» предание, собственно, кончается. Когда эти сыновья прощались на рыночной площади, они сосали леденцы. Один остался у отца, дожидаясь наследства. Другой отправился в Лондон за счастьем, как ездят за счастьем и теперь в этот Богом забытый город. Третий уплыл в море. Двое первых стыдились леденцов и больше их не сосали. Первый пил все худшее пиво, он жалел денег. Второй пил все лучшие вина, чтобы похвастаться богатством. Но тот, кто уплыл в море, не выплюнул леденца. И апостол Петр или апостол Андрей[90], или кто там покровитель моряков, коснулся леденца и превратил его в напиток, ободряющий человека на корабле. Так считают матросы. Если вы обратитесь к капитану, грузящему корабль, он это подтвердит.

– Ваш ром, – благодушно сказал Дориан, – может родить сказку.