— Боюсь, нет.

Палач дело знал. Зазубренная от шейных позвонков секира опускалась все ниже.

— То есть вы хотите сказать, что я присвоил эти деньги?

— Я хочу сказать, уважаемый Вячеслав Андреевич, что передам материалы в следственные органы. И пускай они разбираются — кто и что перепутал.

Да, изнанка у патриотизма оказалась неприглядная, мутная какая-то. Золотов вдруг живо представил, как изящная Жанночка на подгибающихся ножках тащит огромную сумку — передачу в СИЗО. От жалости к русалочке у Вячеслава Андреевича сжалось его большое и чуткое сердце.

Себя тоже было жаль. Следственный изолятор — не то место, где мечтает оказаться человек с чутким сердцем.

Жаль было до такой степени, пришлось наступить на кадык собственной песне и решительно отказать достававшему все утро Овалову.

В этот раз Макс предлагал окучить крайне серьезного человека с конспиративной кличкой Слепень. В миру же он носил вполне благозвучную фамилию Пронин и официально занимался разведением цветов. Сам он давно ни с кем не судился, предпочитая разбираться в рабочем порядке, не доводя дела до процесса. Но тут некстати сынок его огорчил — попался на хранении наркоты. В крупном размере. Мало того — решить вопрос во внесудебном порядке не удалось.

— Пацан в первый раз влетел. Ему условно будет, без вариантов. Но папаша хочет подстраховаться. Слав, че ты паришься? Мы с тобой честных людей не обуваем, а вор пусть платит. Славик, здесь такая ставка! Раз в пять больше обычного можно взять.

Овалов примерял на себя роль Робин Гуда, эдакого борца за права униженных. Золотов слушал его и удивлялся: как такой серьезный человек, как Слепень, мог обратиться к такому несерьезному адвокату? Наверно, идиот какой-нибудь посоветовал, из тех, что уже «обуты».

— Макс… Я не могу сейчас. Меня ревизия трясет.

— Там своя история, здесь своя! И они не пересекаются!

— Если не будет обысков и других следственных действий. А они реальны. Очень реальны.

— Слава, я тебе как юрист юристу — здесь реальные бабки. С такими ты неуязвим!

Овалов потерял не только совесть, но и страх. Еще непонятно, что круче — нахлобучить Слепня или предложить деньги ревизору! То есть предложить можно, конечно, но вот чем это в итоге обернется — большой вопрос. Можно так предложить, что Жанночке придется с передачами не ходить, а летать. Как жене декабриста. Вернее, любовнице. А Жанночка вряд ли полетит. Да и Золотов не декабрист.

Нужно переждать. Будут еще варианты. Слепень-Пронин не последний в Москве лох. Золотов был тверд, как скала. Тем более что в основании скалы господин Белов, похоже, пробил сегодня маленькую трещину.

Нет в природе такого рабочего дня, который продолжался бы вечно. Любой, даже самый муторный и неблагополучный, к счастью, заканчивается.

Подошел к концу и рабочий день в следственной конторе Антона Романовича Плетнева. Подвигов он не совершил, но одно коррупционное дело в суд направил. Да и начальница — боярыня Морозова к любовнику укатила, оперу из убойного отдела. А поэтому с чувством выполненного долга позволил себе отправиться на «отчетно-перевыборное собрание охотничьего клуба» с другом Пашкой Гудковым.

К слову сказать, встреча эта планировалась загодя, поэтому от производственных успехов никак не зависела. И даже в случае полного служебного фиаско могла пролить бальзам на травмированную службой душу…

Собрание проходило в небольшой частной бане на окраине Калининграда в обстановке строгой секретности и в присутствии двух обнаженных егерей женского пола, выполнявших роль секретаря и председателя ревизионной комиссии.

Красный после парилки Плетнев, обмотавшись белоснежной простыней, делился с Гудковым сокровенным, прихлебывая напиток, именуемый в рекламе просто «пенный».