На этот раз мне было нетрудно промолчать. Я не только не понимал, как себя ощущаю, я даже не знал, насчет чего я должен что-то ощущать. Примерно так же я мог бы соображать, если бы меня сунули головой в мешок. Что бы я ни хотел сказать, все мне казалось глупым, а мало что я так ненавижу, как брякнуть какую-нибудь глупость.

– Я сто раз это репетировала, – наконец выговорила Джинни. – А теперь все окончательно испортила.

Я подозревал, что все так и есть, но помалкивал.

Она развернула свое кресло ко мне и отстегнула страховочный ремень, хотя мы все еще парили в трех километрах над толстенным слоем льда. Из-за того, что Джинни отстегнула ремень, она смогла наклониться и сжать двумя руками мою руку. Я непроизвольно почувствовал, как горячи ее ладони.

– Ты когда-нибудь слышал о Гаруне аль-Рашиде? – спросила она.

– Он играет в защите в "Тахионах"?

– Тепло, – сказала Джинни. – Ты ошибся всего-то… погоди, сейчас сосчитаю… на чуточку больше, чем полтора тысячелетия. На пятнадцать веков с хвостиком.

– Но в защите он все-таки играет, да?

– Стинки, пожалуйста, заткнись! Он был богач, он был отпрыском могущественного воинственного рода в Древней Персии. Его отец был калифом – это примерно как теперь премьер-министр провинции. Он был настолько крут, что вторгся в Восточную Римскую империю, которой тогда правила императрица Ирина.

– Ты все выдумываешь, – предположил я.

Ее глаза сверкнули.

– Я же попросила тебя помолчать, Джоэль.

Я застегнул рот невидимой "молнией".

– Гарун и сам стал калифом в семьсот восемьдесят шестом году, – продолжала Джинни. ("За тысячу лет до того, как появилась возможность куда-то путешествовать", – отметил я для себя.) – Пожалуй, он был богаче и могущественнее любого из людей на свете за всю историю. И при всем том он, не был тупицей и невеждой.

– Поразительно, – вставил я, стараясь оказать Джинни посильную поддержку.

Бесполезно оказывать хоть какую-то поддержку женщине, которая что-то вам рассказывает.

– У него возникла странная идея. Ему стало важно узнать, что его подданные думают и чувствуют о разных вещах, – продолжала Джинни таким тоном, будто я ничего не говорил. – Ему хотелось узнать правду, а не то, что ему или его посланцам сказали бы люди, страшась за свою безопасность. Он понимал, что его богатство и могущество все портит в его отношениях с другими людьми и что им трудно, почти невозможно сказать ему правду. Ты же понимаешь, каково это, правда?

– Конечно. Боссам все всегда врут.

– Да! – ("Ну наконец-то мне удалось попасть в точку!") – И вот однажды он услыхал, как один из его военачальников обмолвился о том, что никто так хорошо не знает город, как вражеский лазутчик. И это послужило для Гаруна аль-Рашида подсказкой.

В ту же ночь он переоделся нищим, неузнанным выскользнул из дворца и пошел по улицам Багдада. Он стал шпионом в своей столице, всюду, куда бы он ни пошел, он слушал разговоры и порой задавал невинные вопросы. Поскольку все принимали его за нищего, никому не приходило в голову лгать ему. Он просто упивался своей выдумкой и стал поступать таким образом всякий раз, как только выпадала возможность.

Джинни не спускала с меня глаз. Ей явно было очень важно, чтобы я ее слушал и понимал.

– Понимаешь, Джоэль? Впервые в жизни Гарун получил точную картину того, о чем думают простые люди… и не только это: он сам увидел, какова их жизнь на самом деле; он начал понимать то, о чем они даже не задумывались, потому что принимали это как данность… и с тех пор он сам о многом стал думать иначе.