С началом русско-японской войны, именно, в этот, исторически сложившийся, японцы и стали энергично забивать революционный клин.
Япония финансировала Российскую партию социалистов-революционеров (эсеров), Грузинскую партию социалистов-федералистов-революционеров, а также подрывную деятельность Польской социалистической партии, Финляндской партии активного сопротивления.
Ближайший помощник полковника Акаси, финский революционер Конни Циллиакус, установил прямые контакты японской разведки с руководством партии эсеров. Эсеровская нелегальная газета «Революционная Россия» стала рупором непримиримой вооруженной борьбы с русским самодержавием, причем на ее страницах открыто приветствовались различные, весьма далёкие от закона, цели и методы борьбы с российским государством.
Методы борьбы отличались творческим разнообразием:
-всевозможные прокламации, «пущенные в народ»;
-многочисленные стачки и забастовки, с экономическими, переходящими в политические, требованиями;
-заурядные вооружённые налёты на банки, финансовые структуры государства, с целью грабежа (по умолчанию, считалось, - для пополнения партийных касс), именуемых самими исполнителями-боевиками «эксами»;
-отдельные террористические акты против высшего руководства Российской Империи, и членов их семей, включая, членов монаршей семьи;
доходило до призывов к массовому революционному выступлению, с оружиемв руках.
Белым пятном, в этой мозаике сообщений и диверсий, до настоящего времени было только ближайшее окружение императора России Николая Второго, и вот теперь, с помощью господина Мавроди, этот пробел зацвёл всеми цветами радуги.
Начальник разведывательного отдела 1-й армии Микадо полковник Суэкити Хагино, который прожил в России семь лет, ознакомившись с докладами нового агента, предположил, что под именем Мавроди скрывается один из Великих князей, желающий совершить дворцовый переворот, и сознательно работающий против собственного венценосного родственника, преследуя свои личные политические интересы.
“Интересно, очень интересно, - закрыв глаза, прошептал генерал Гэантаро Кодама, изучив собранный пасьянс из докладов и протоколов, - с таким союзником можно будет подумать не только о Корейском полуострове и Маньчжурии”.
Глава 19 Неудачники даже в пустыне умудряются сесть в лужу.
Русский историк Николай Лысенко с горечью констатировал: «Эту фразу “Хоть ты Иванов-седьмой, а дурак!”, в рассказе Александра Ивановича Куприна написал на листе бумаги японский кадровый разведчик, действовавший в Петербурге в годы Русско-японской войны под именем штабс-капитана Рыбникова. Этот парафраз, из рассказа Антона Павловича Чехова «Жалобная книга», был адресован петербургскому журналисту Владимиру Щавинскому, который своей болтливостью, театрализованным «благородством», и отсутствием даже намека на национальное самосознание, вызывал у японца чувство органичной брезгливости. Впрочем, фразу о дураке Иванове-седьмом, «штабс-капитан Рыбников» мог с полным основанием адресовать всему разведсообществу тогдашней России, хотя бы потому, что не русские контрразведчики пресекли, в конечном итоге, деятельность матерого японского шпиона, а болтливая проститутка, и полицейский филёр».
Александр Куприн не случайно, разумеется, взял в творческую разработку сюжет о японском шпионе: в 1902—1905 годах деятельность японской разведки ощущалась в России весьма болезненно. Это стало следствием крайне слабой работы русского военного командования по созданию разведывательной и контрразведывательной сети, ориентированной на стратегическую борьбу с Японией. К началу войны у России не оказалось ни квалифицированных кадров разведчиков, ни разведшкол для подготовки агентуры, ни даже достаточного числа переводчиков, сносно знающих японский язык. |