Ты видишь, мой милый, что я с тобою откровенен по прежнему; и уверен, что этим тебя не рассержу — но вот чем тебя рассержу: кн.[язь] Шихматов, несмотря на твой разбор и смотря на твой разбор, бездушный, холодный, надутый, скучный пустомеля…. ай ай, больше не буду! не бей меня.
Адрес: Кюх[ельбекеру].
Милый, дело не до стихов — слушай в оба уха: Если я друзей моих не слишком отучил от ходатайства, вероятно они вспомнят обо мне… Если брать, так брать — не то, что и совести марать — ради бога, не просить у царя позволения мне жить в Опочке или в Риге; чорт ли в них? а просить или о въезде в столицы, или о чужих краях. В столицу хочется мне для вас, друзья мои, — хочется с вами еще перед смертию поврать; но конечно благоразумнее бы отправиться за море. Что мне в России делать? Покажи это письмо Ж[уковском]у, который, может быть, на меня сердит. Он как-нибудь это сладит. Да нельзя ли дам взбуторажить?… Душа! я пророк, ей богу пророк! Я Андрея Ш.[енье] велю напечатать церковными буквами во имя от.[ца] и сы[на] etc. — выписывайте меня, красавцы мои, — а не то не я прочту вам трагедию свою. К стати: Борька также вывел Юродивого в своем романе. И он байроничает, описывает самого себя! — мой Юродивый впроччем гораздо милее Борьки — увидишь. Вот тебе письма к двум еще Юродивым. Воейков не напроказил ли чего-нибудь? Я его сент.[ябрьской] книжки не читал. Он что-то со мною трусит. Кюхельбекера Духи — дрянь; стихов хороших очень мало; вымысла нет никакого. Предисловие одно порядочно. — Не говори этого ему — он огорчится.
Не уж-то Ил.[ья] Мур[омец] Загорского? если нет, кто ж псеvдоним, если да: как жаль, что он умер!
Je ne m'attendais guère, enchanteresse, à votre souvenir, c'est du fond de mon âme que je vous en remercie. [D] Byron vient d'acquérir pour moi un nouveau charme — toutes ses héroïnes vont revêtir dans mon imagination des traits qu'on ne peut oublier. C'est vous que je verrai dans Gulnare et dans Leila — l'idéal de Byron lui-même ne pouvait être plus divin. C'est donc vous, c'est toujours vous que le sort envoie pour enchanter ma solitude! Vous êtes l'ange de consolation — mais je ne suis qu'un ingrat, puisque je murmure encore…. Vous allez à Pétersbourg, mon exil me pèse plus que jamais. Peut-être que le changement qui vient d'arriver me rapprochera de vous, je n'ose l'espérer. Ne croyons pas à l'espérance, ce n'est qu'une jolie femme, elle nous traite en vieux maris. Que fait le vôtre, mon doux génie? Savez que c'est sous ses traits que je m'imagine les ennemis de Byron, y compris sa femme.
8 déc.
Je reprends la plume pour vous dire que je suis à vos genoux, que je vous aime toujours, que je vous déteste quelquefois, qu'avant-hier j'ai dit de vous des horreurs, que je vous baise vos belles mains, que je les rebaise encore en attendant mieux, que je n'en peux plus, que vous êtes divine etc.
[Анна H. Вульф:]
Enfin, chère amie, P.[ouchkine] m'a apporté aujourd'hui une lettre de toi. Il était bien temps que je reçoive de tes nouvelles, car je ne savais plus que penser de ton silence, cependant je n'y vois pas ce qui pouvait t'empêcher de m'écrire, et je ne puis voir à quelle lettre tu me réponds, est-ce à celle que je t'ai écrit par m-lle Nindele ou à une autre, tes lettres me déroutent toujours. Alexis m'avait écrit que tu avais abandonné tous tes projets de départ, et que tu étais résolue de rester, je commençais donc à devenir tranquille sur ton compte quand ta lettre vient me détromper si désagréablement! — Pourquoi ne me dis tu rien de positif et te plais-tu à me laisser ainsi dans l'inquiétude. |