Изменить размер шрифта - +
, но брат Лев истребовал от Слёнина, по твоему предписанию 2.000 рублей на выкуп от Всеволодского рукописи твоих мелких стихотворений. По этому случаю ты нынешний месяц остаешься без денег, даже в долгу 95 рублей.

Итак запиши, что из доходов Онегина ты уже израсходовал ровно 3245 рублей.

Думаю, что вещун Д.[ельвиг] возвратился из Витебска в Михайловское. Поцелуй его за меня и скажи, что я не писал ему туда в другой раз, не надеясь, что б мое письмо его там застало. От него ты узнаешь, что с Ольдекопом делать нечего. Но всё — таки твои новые издания у меня не выходят из головы. Они тебе дадут много. Подумай об этом с Д.[ельвигом]. Только надобно всё лучше устроить и побольше прибавить нового. Тогда на руках ничего не останется. Впрочем делай, как считаешь лучше. Скажи Д.[eльвигу], что мне без него грустно. Я надеюсь скоро принять его в объятия — и с новым вдохновением.

Жуковский работает всё около астрономии. Чернец Козлова скоро выйдет. Полярная Зв.[езда] печатается, также Рылеева Думы и Войнаровский.

Не знаю, от чего журналисты тебе не присылают своих непотребностей. Верно ждут от тебя послания. Каченовский всё хлопочет о Кавказск.[ом] Пл.[еннике], а его бедного уж нет и в лавках.

Вяземский болен — и не на шутку. Говорят, что трудно поднять его. А Булгарин так, слава богу, жирнее день ото дня.

О, провидение! Роптать я не дерзаю;

Но…

 

Я было послал это в С.[ын] О.[течества], да кажется журнал сей противу меня восстанет, судя по сухому объявлению Пчелы. В таком случае мне не годится там явиться, как даннику атамана Греча и есаула Булг[арина]. Дарю отрывки тебе: печатай, где хочешь.

 

9. Марта. 1825.

Долго не отвечал я тебе, любезный Пушкин, не вини: был занят механикою издания Полярной. Она кончается (т. е. оживает), и я дышу свободнее и приступаю вновь к литературным спорам. Поговорим об Онегине.

Ты очень искусно отбиваешь возражения на счет предмета — но я не убежден в том, будто велика заслуга оплодотворить тощее поле предмета, хотя и соглашаюсь, что тут надобно много искуства и труда. Чудно привить яблоки к сосне — но это бывает, это дивит, а всё — таки яблоки пахнут смолою. Трудно попасть горошинкой в ушко иглы, но ты знаешь награду, которую назначил за это Филипп! Между тем как убить в высоте орла, надобно и много искуства и хорошее ружье. Ружье — талант, птица — предмет [и] — для чего ж тебе из пушки стрелять в бабочку? — Ты говоришь, что многие гении занимались этим — я и не спорю, но если они ставили это искуство выше изящной, высокой поэзии — то верно шутя [и] слово Буало, будто хороший куплетец лучше иной поэмы, нигде уже ныне не находит верующих, ибо Рубан, бесталанный Рубан написал несколько хороших стихов, но читаемую поэму напишет не всякой Проговориться не значит говорить, блеснуть можно и не горя. Чем выше предмет, тем более надобно силы, чтобы объять его — его постичь, его одушевить. Иначе ты покажешься мошкою на пирамиде — муравьем, который силится поднять яйцо орла. — Одним словом как бы ни был велик и богат предмет стихотворения — он станет таким только в руках гения. Сладок сок кокоса, но для того, чтоб извлечь его, потребна не ребяческая сила. В доказательство тому приведу и пример: что может быть поэтичественнее Петра? И кто написал его сносно? Нет, Пушкин, нет, никогда не соглашусь, что поэма заключается в предмете, а не в исполнении! — Что свет можно описывать в поэтических формах — это несомненно, но дал ли ты Онегину поэтические формы, кроме стихов? поставил ли ты его в контраст со светом, чтобы в резком злословии показать его резкие черты? — Я вижу франта, который дутой. и телом предан моде — вижу человека, которых тысячи встречаю на яву, ибо самая холодность и мизантропия и странность теперь в числе туалетных приборов.

Быстрый переход