Изменить размер шрифта - +
Вчера получил известие от великосветской дамы (кн. М. Н. Щербатовой), что рассказы старой Хилковой о заразной нечисти на детях Дмитрия Александровича не подтвердились: чесотки нет; а цели для отобрания их две: 1) окрестить и 2) усыновить и укрепить за ними наследство. Обе эти цели встречают почти всеобщее одобрение, - особенно вторая, то есть закрепление наследства. Говорят тоже, что будто "потом детей возвратят", но я думаю, что это "потом" будет очень не скоро. Вообще мероприятие это принято с ужасною тупостью ума и чувств. Есть даже "благословляющие" и уверенные, что "этим путем будет спасен и отец, который возвратится к Богу". И это не у одних православных, а и у пашковцев. Ругин (Иван Дмитриевич), перешедший к пашковцам (он "уверовал в спасение"), вчера принес мне известие, что у них тоже радуются, что Дмитрий Александрович "придет", и уже молились "за него и за Вас", - чтобы и Вас Бог "привел". Слушаешь будто что-то из сумасшедшего дома. Было "пророчество" и на Марью Львовну, что она тоже "придет" и "будет спасена", и т. п. Сентиментальное место у Жуковского о смертной казни я нашел: это в 6-м томе 6-го издания (1869), начиная с стр. 611. Приспосабливаюсь этим воспользоваться. Происшествием с Хилковым удручен до изнеможения и не могу, да и не хочу, приходить в иное состояние, ибо это почитаю теперь за самое пристойное. Какие рассуждения при такой скорби? Если все будет идти так, то лучше ни с кем не видаться, чем прилагать мученье к мучению. - У Сенеки встречаю много прекрасных мест о "неделании", и все это изложено в восхитительной ясности. Вспоминаю Вас за этим чтением. Об ответах на мои письма никогда не прошу Вас, но, если получаю Ваши строки, то бываю ими утешен и обрадован, а нередко и укреплен, - в чем постоянно и сильно нуждаюсь.

Преданный Вам Н. Лесков.

50. 1894 г. Апреля 8.

8/IV. 94. Фуршт., 50, 4.

 Высокочтимый Лев Николаевич!

 Я избегаю того, чтобы беспокоить Вас письмами; но теперь имею в этом неотразимую духовную надобность, с которою могу обратиться только к одному к Вам. Потому, пожалуйста, прочтите мои строки и скажите мне свое мнение. Дело в том: "ЧтО полезно писать?" Вы раз писали мне, что Вам опротивели вымыслы, а я Вам отвечал тогда, что я не чувствую в себе сил и подготовки, чтобы принять новое направление в деятельности. Это была простая перемолвка. С тех пор прошло кое-что новое, и многие приступают с тем, что "надо-де давать положительное в вере", и просят от меня трудов в этом направлении, а то, что делаю, - представляют за ошибочное. Это меня смущает. Вера моя вполне совпадала с Вашею и с верою Амиэля. Положительного я знаю только то, что есть у Амиэля, у Вас, у Сократа, Сенеки, Марка Аврелия и других Богочтителей, но не истолкователей непостижимого. Хотят не того, и этого хотят не какие-нибудь плохие, а хорошие люди, которые как будто наскучили блужданием и служением Богу в пустыне, и хотят видеть и осязать его, а я, конечно, знаю, к чему это вело людей ранее, и к чему ведет и уже привело иных теперь, - и я от этого служения отвергаюсь и положил: продолжать делать то, что я умею делать, то есть "помогать очищению храма изгнанием из него торгующих в нем". Это сказал кому-то о себе Каульбах, и мне это давно показалось соответствующим моему уму, моему духу и моим способностям. Я не могу "показывать живущего во святая святых" и считаю, что мне не следует за это браться. Мне столько не дано, и с меня это не спросится. Но "горница должна быть выметена и постлана" ранее, чем в нее придет "друг всяческой чистоты". Работая над тем, над чем я работаю, то есть соскребая пометы и грязь "купующих и продающих" в храме живого Бога, - я думаю, что я делаю маленькую долю своего дела, то есть дела по моим средствам, - дела, с которым я привык уже обращаться и достиг некоторого успеха.

Быстрый переход