«С Новым годом, голубка», — старательно набирает он дважды. Потом, глянув на меню, видит после «Ребекка» еще одно имя. «Рут Гэллоуэй».

Интересно, что сейчас делает Рут. Он представляет ее себе на вечеринке с другими преподавателями — все показывают, какие они умные, интеллектуальные, острят за бренди или что-то в этом духе. Есть ли у нее любовник? Она, видимо, назвала бы его «партнер». Рут ни разу ни о ком не упоминала, но она явно из тех, кто никого не пускает в личную жизнь. Как и он. Может, у нее подружка? Но у него другое представление о лесбиянке (оно меняется от выбритой головы и рабочей одежды до размалеванного персонажа из порнофильма). Она не одевается для мужчин, но, совершенно очевидно, не одевается и для женщин. Она выглядит, подыскивает Нельсон слово, независимой, не особенно нуждающейся в других людях. Может быть, проводит вечера в одиночестве.

Нельсон в сотый раз задается вопросом, распутает ли это дело. Недавно он слышал, как две женщины разговаривали о Скарлетт Хендерсон. «Ее до сих пор не нашли… для родителей ужасно… конечно, полиция ничего не делает». Нельсон едва сдержал бешеный порыв броситься к ним, схватить обеих за хирургически удлиненные шеи и прокричать: «Я работаю по этому делу двадцать четыре часа в сутки. Я отменил все отпуска членам моей команды. Я проверяю каждую нить. Я смотрел на лицо этой девочки, пока оно не отпечаталось на моей сетчатке. Ночами я вижу ее во сне. Жена говорит, что я одержимый. Просыпаясь по утрам, я первым делом думаю о ней. Я перестал молиться еще в школе, но сейчас молюсь: „Прошу, Господи, помоги мне ее найти, прошу, Господи, пусть она будет живой“. Так что не говорите, что я ничего не делаю, драные суки». Но вместо этого просто отошел с грозным видом, и Мишель обвинила его, что он портит всем вечер. «Гарри, это ведь эгоистично, неужели не понимаешь?»

Нельсон вздыхает. Изнутри доносится хлопанье пробок от шампанского, сопровождаемое пением пожилой певицы «За дружбу прежних дней». Он смотрит на свой мобильный со светящимися зелеными цифрами и, поддавшись порыву, быстро набирает текст: «С Новым годом. Г.Н.», — и нажимает «отправить». Потом медленно возвращается на вечеринку.

Она наблюдает, как квадрат света наверху становится зеленым, потом золотистым, затем красным. Раздаются удары и внезапные свистящие звуки. Сперва она пугается, потом думает, что слышала их раньше. Когда? Сколько раз? Она не знает. Кажется, однажды в разговоре с ней он сказал, чтобы она не беспокоилась. Только это было… Что? Она не помнит этого слова.

Обычно она слышит только птиц. Первые запевают, когда еще темно: протяжные, вьющиеся трели представляются ей длинными, узкими, все обвивающими лентами. Лентами на вечеринках, красными, золотистыми, зелеными, как огни в небе. Есть еще негромкие звуки, низкие, словно кашляет человек. Неизвестно, что он делает в темноте и где он. Больше всего ей нравятся звуки, кружащиеся высоко в небе. Она воображает, как летит к ним, ввысь, в голубизну. Но окно днем закрыто, поэтому она никогда не видит птиц.

Она поднимает взгляд к люку. Думает, спустится ли он сегодня. Думает, что ненавидит его больше всех на свете, только на свете никого больше нет. А иногда он добрый. Дал ей еще одно одеяло, когда было холодно. Дает еду, однако сердится, когда она не ест. «Мы должны укреплять твои силы», — говорит он.