— Мне нужно… — начал Картер, не сводя глаз со стакана с чаем.

Уолгаст ждал продолжения, но его не последовало.

— Что именно, Энтони, говори!

Картер поднес свободную руку к стакану и коснулся его кончиками пальцев. Прохладное стекло запотело. Картер отпустил стакан и медленно растер капельки воды большим и указательным пальцами. Он полностью отрешился от происходящего вокруг, и Уолгаст почувствовал, как жадно сознание заключенного-смертника впитывает свежесть воды. Со стороны казалось, именно в тех каплях скрыта разгадка всех тайн его жизни.

Картер поднял глаза на Уолгаста.

— Мне нужно время… нужно разобраться, что произошло с леди… — медленно проговорил он.

«И во все дни Ноя было девятьсот пятьдесят лет, и он умер…»

— Я дам тебе время, Энтони, — сказал Уолгаст. — Сколько захочешь. Целый океан времени!

После небольшой паузы Картер кивнул.

— Что я должен сделать?

В Хьюстонский международный аэропорт имени Джорджа Буша Уолгаст с Дойлом попали вскоре после семи вечера. Несмотря на ужасные пробки, добрались с полуторачасовым запасом, оставили «понтиак» на стоянке, автобусом доехали до терминала, обслуживающего «Континентал эрлайнс», предъявили удостоверения, чтобы избежать предполетного досмотра, и сквозь толпу пробились к выходу на посадку.

Дойл отлучился перекусить, а вот Уолгаст и думать не мог о еде, хотя понимал: если рейс задержат, сидеть голодным не самая радужная перспектива. Он достал сотовый: от Сайкса ни звонков, ни сообщений не поступило, и это радовало. Эх, поскорее бы убраться из Техаса! Пассажиров на денверский рейс собралось немного: несколько семейных пар, студенты с блю-реями и айподами, бизнесмены в строгих костюмах, не выпускающие из рук сотовые и ноутбуки. Уолгаст взглянул на часы: двадцать пять минут восьмого. Микроавтобусу с Энтони Картером в этот момент следовало вовсю гнать в Эль-Рено, оставляя за собой шлейф уничтоженных документов и стремительно тающих воспоминаний о его существовании. К концу дня исчезнет даже налоговый идентификационный номер, и человек по имени Энтони Картер станет абстракцией, тенью, неуловимой радиоволной на огромном радаре земли.

Уолгаст откинулся на спинку сиденья и почувствовал, что смертельно устал. Утомление всегда накатывало внезапно, словно разжимался огромный кулак. Помимо морального и физического опустошения все эти поездки вызывали угрызения совести, подавить которые удавалось с трудом. Задание Сайкса он выполнял мастерски, виртуозно — безошибочно находил нужные слова и жесты. Человек годами сидит в цементном пенале-камере, превращаясь в белесый порошок, словно налет от воды, выкипевшей в забытом на плите чайнике. Чтобы понять смертника, нужно проанализировать состав порошка, осевшего после того, как вся жизнь заключенного — и прошлое, и будущее — превратилась в пар. Состав, как правило, элементарный: злость, стыд, гнев или потребность в прощении. У некоторых испаряются абсолютно все желания и чувства за исключением тупой звериной злобы на мир и жизнь в любых проявлениях. Далеко не сразу Брэд почувствовал, что Энтони Картер принципиально другой. Он напоминал живой вопросительный знак, воплощение неопределенности и замешательства. Картер действительно не понимал, за что попал в Террелл. Нет, суть приговора он понял и принял; ее понимают подавляющее большинство смертников, потому что альтернативы просто-напросто нет. Лучшее доказательство тому — последние слова приговоренных к казни: «Передайте родным, что я их люблю и раскаиваюсь. Ладно, чего ждать, приступим!» Сколько леденящих душу заявлений перечитал Уолгаст? Целые страницы, десятки, сотни страниц.