малость. Только чтобы поплакать.

Рада сбрасывает с себя пальто, с трудом стягивает сапоги: одеревенелым пальцам сложно даются мелкие движения.

В спальне она включает телевизор и убавляет звук до не раздражающей уши громкости. Не раздеваясь, ложится на кровать

и заворачивается в покрывало. Не хочется, чтобы тела касались прохладные простыни. Ей не нравится, как они пахнут, —

никак. Ей не нравится эта квартира с пересушенным застоялым воздухом.

Бездумно  Рада  смотрит  в  экран,  боясь  закрыть  глаза  и  увидеть  фото  с  могилами  насильников,  но  неожиданно  для  себя

самой засыпает крепким сном без сновидений.

На  следующий  день  Дружинина  просыпается  рано.  Телевизор  так  и  работает,  передавая  семичасовые  новости.  Она

принимает душ, находит в шкафу удобные вещи. Оценивая свой внешний вид в зеркале, здраво признает, что лучше в таком

состоянии нигде не появляться, но голод выгоняет ее на улицу. Дома ни крошки. Ни чая, ни кофе, ни какого-нибудь засохшего

печенья.

Рада выходит из подъезда, радуясь, что надела ботинки на ребристой подошве. На улице очень скользко и еще темно. С

растрепанных облаков сыпется снег. Звенящий мороз хватает за щеки, как будто приветствует. Они ведь с Герой не сидели

дома,  всегда  куда-то  ходили,  ездили,  но  сейчас  она  выходит  одна  с  чувством,  словно  ее  выпустили  из  заточения.  Так

непривычно одной. И неуютно.

Медленно  она  идет  по  тротуарной  дорожке,  иногда  скользя,  иногда  взмахивая  рукой  в  попытке  ухватиться  за  пустое

пространство и удержать равновесие. В круглосуточном магазине долго выбирает, что купить. Ничего не хочется. В конце

концов, берет манную крупу и молоко, яблоки, булочки, растворимый кофе. Потом она составит список продуктов и купит что-

нибудь нормальное, съестное. Потом...

Не  домой  Рада  идет,  снова  выйдя  на  улицу,  а  направляется  в  противоположную  сторону.  Не  думая,  без  цели,  она  идет...

Навстречу попадаются люди. Они текут толпой по тротуару, выливаются семьями из подъездов. Спешат. Тянутся одинокими

столбиками  к  транспортным  остановкам,  стуча  каблуками  по  мерзлой  брусчатке.  А  она  идет  и  пробует  новое  для  себя

ощущение, когда никто не дышит в затылок. Не подгоняет, не сбивает дыхание. А люди спешат...

Дома варит манку, она получается, как обычно, дрянная. Но Дружинина ест ее вместе с комочками, плачет, и, кажется, ей

становится немного легче.

После  полудня  начинаются  звонки.  Сначала  Наташка  Кузнецова  требует  встречу,  но  Рада  отказывается,  сославшись  на

мнимые дела. Разговаривать и делать вид, что все прекрасно, просто нет никаких сил. Затем звонят из какой-то организации,

куда когда-то давно она отправляла резюме. Столько времени прошло, откуда они только его откопали. Дружинина говорит,

что они ошиблись, и работа ей сейчас не нужна.

Затем звонит мать.

— Да, мама, — отвечает Рада. Тон получается резким.

— Ты дома? — интересуется Лариса Григорьевна, сама не представляя, что тем самым загоняет дочь в тупик.