новорожденный.  С  ней  на  руках  он  учится  произносить  самые  важные  слова,  с  ней  он  учится  новым  движениям,

преодолевает  собственную  неловкость,  скованность  и  естественный  страх,  пропитывается  и  начинает  жить  новым

ощущением, которое не дано понять тому, кто не держал в руках собственное дитя. Оно ни с чем не сравнимое, волшебное.

Оно  называется  «счастье».  И  за  это  счастье  держать  на  руках  собственную  дочь  он  должен  благодарить  свою  жену.

Единственную бесконечно любимую женщину.

Гергердт  вдруг  понимает,  что  ни  разу  не  говорил  Раде  о  своей  любви  напрямую.  Писал  сообщения,  говорил  округлыми

фразами, но так, как сказал он это своей дочери, жене не говорил никогда. Нужно сказать. Хочется. Очень хочется. Мало

того, что она наверняка чувствует, нужно, чтобы знала.

Он скажет, как только увидит ее. Он обязательно ей скажет.

fima 18.12.2015 23:24 » Глава 30

 Как говорится, желаю, чтобы все!

 «Собачье сердце»

— Что за истерика в голосе? — спрашивает Артём, с тревогой вслушиваясь в расстроенный голос жены.

— Нет у меня никакой истерики, — храбро отпирается она, но обмануть не получается. С ним не получается такое никогда.

Он  каким-то  особенным  чутьем  чувствует  ее  настроение,  угадывает  переживания.  Может  быть,  потому  что  болеет  с  ней

одними и теми же заботами. Об одном они с ним думают, в одном направлении мыслят.

— Я же слышу, — тихо. С укором.

— Нет, я просто беспокоюсь, как вы там? Как дела? — невольно Рада понижает тон, подстраиваясь под голос Артёма. Так

тихо он говорит, когда находится рядом со их спящей дочерью.

— Мы? Нормально мы. Жрем, спим и подгузники мараем, что нам еще делать. А Петровна на кухне хлеб ножом для рыбы

пилит. Так что все у нас просто шикарно. Ты хнычешь там, что ли?

— Нет…

— Не хнычь, а то я сейчас начну нервничать, и всем будет плохо.

— Я не хнычу. Что моя крошечка делает?

— В магазин ушла за пивом.

— Гера! — смеется Рада.

— Поговорить с ней хочешь, трубку дать ей? — Смотрит на малышку, тихо посапывающую на его животе.

— Прекрати, — давится жена смехом и слезами. — Я устала здесь быть, хочу домой, к вам. Я соскучилась.

— Перестань, — успокаивает Артём. — Я же люблю тебя, все будет хорошо.

— И я тебя. Вас. — В голосе слышится улыбка, и Гере становится немного спокойнее. — У меня уже нет температуры, —

добавляет она со вздохом. — Сказали, что еще сутки понаблюдают. Уже меньше, а завтра домой. Так хочу домой… в свою

кровать… в свою ванную…

Они  еще  какое-то  время  говорят  по  телефону.  Гергердт  прекращает  разговор  тогда,  когда  перестает  улавливать  нотки

обреченности в голосе жены, и Рада начинает больше смеяться, больше задавать вопросов. Под легковесными словами

Артём, как всегда, скрывает тяжесть и глубину своих переживаний. Ему невыносимо слушать ее. Все эти пять дней, что он

находится с дочкой дома, не проходит и минуты, чтобы он не думал о жене. Но Гергердт гонит от себя плохие мысли, не имея

привычки умножать свою тоску.