Вы, конечно, понимаете, что в октябрьские и ноябрьские холода этого было вполне достаточно, чтобы девочка, страдавшая бледной немочью, серьезно захворала. Рогроны вели себя превосходно; они не потребовали даже причитавшейся им части наследства покойницы и полностью предоставили его бабушке. Мораль сей басни такова, друзья мои: дьявол наказывает нас неминуемо за любое наше благодеяние.
- О! Но все это происходило совсем не так! Папаша Фраппье рассказывал мне об этом совершенно по-иному!
- Ну, папаша Фраппье сверяется больше со своим винным погребом, нежели с памятью, - вмешивается какой-либо завсегдатай салона мадемуазель Рогрон, - Однако старый господин Абер...
- Ах, он... А вы разве не знаете, как обстояло дело с ним?
- Нет.
- Да ведь он же пытался женить господина Рогрона, главноуправляющего окладными сборами, на своей сестре.
Есть двое людей, каждый день вспоминающих Пьеретту: врач Мартене и майор Бриго - только они одни знают страшную правду.
Чтобы представить себе эту же историю в широких масштабах, достаточно было бы перенести ее в средние века, на такую обширную арену, как Рим того времени, где прекрасная, юная девушка - Беатриче Ченчи - приговорена была к смертной казни в силу таких же интриг и по тем же почти причинам, что свели в могилу Пьеретту. Единственным защитником Беатриче Ченчи был художник, живописец. Ныне история и потомство, доверяя портрету кисти Гвидо Рени, осуждают папу, а в Беатриче видят одну из трогательнейших жертв гнусных интриг и низких страстей.
Согласитесь, что закон мог бы служить превосходной защитой для общественных плутней, не будь божественной справедливости.
Ноябрь 1839 г.
|