Он писал и оттуда, но, по правде говоря, не очень часто. В каждом письме просил, чтобы сохранили ТЭК и весной снова устроили парусные гонки.

И мой кораблик вместе со своими пустите тоже…

Так они и сделали. И все было как в прошлом марте, даже более весело и многолюдно, потому что появились в ТЭКе новые ребята. «Бом» — «брам»…

Только не было Чука…

Ну а дальше все как обычно. Годы шли, тэковцы росли и становились взрослыми. У каждого сложилась своя жизнь. В переулке Капитана Лухманова снова почти никто не появлялся. Но «океанская» лужа разливалась весной по-прежнему, и в ней, как и раньше, отражались белые, будто бом-брамсели, облака. А в мае и июне здесь густо расцветали одуванчики. Мало того! И конце лета одуванчики распускались вторично. Не так обильно, как весной, но все-таки ярко и жизнерадостно. Словно переулок ждал других, лучших времен…

Часть первая. Старинный почерк

Крещенские морозы

Пришел праздник Крещения. И за ним начались небывало холодные дни.

На фоне общих разговоров и международных конференций о всеобщем потеплении климата нынешние морозы были как насмешка над этой болтовней. Настоящие крещенские морозы! Бабки в магазинах рассуждали: «Вот оно! Природа наша все равно берет свое! Никакие американцы в телевизорах ей не указ…»

В самом деле: выскочишь на улицу — и перехватывает дыхание!

Матвей все-таки выскочил, прикрывши подбородок и нос колючим шарфом (тот сразу заиндевел). Синел рассвет, светились окошки, слегка сплюснутая луна простуженно желтела рядом с куполом вновь отстроенной Ильинской церкви. У пристани сипло вскрикивал тепловоз…

В школу можно было не ходить: накануне по местному ТВ опять отменили занятия с первого по девятые классы. Но старший брат Мирослав усвистал в клуб «Речник», в котором занималась группа «Резонансы», а Матвею что делать дома одному? Валяться в постели — это слабость характера. К тому же пятиклассник Матвей Рощин обещал принести своему учителю Брагичу книжку «Побежденный Карабас» — продолжение «Золотого ключика». То есть не самому Брагичу, а его сыну — лопоухому первокласснику, по прозвищу Крылатый Эльф. Уж Элька-то вместе с отцом точно торчит в школе.

До школы — полтора квартала. А точнее, сто девяносто шесть Матвеевых шагов.

В школе было пусто. Почти пусто. Лишь косо глянул на мальчишку охранник дядя Игорь, да за дверью химического кабинета на втором этаже слышались голоса — там занимались десятиклассники. Потом что-то негромко взорвалось, и раздался одобрительный смех. Матвей поднялся на третий. В приоткрытой двери пятого «А» светилась похожая на тонкую букву «Г» щель. Матвей шагнул через порог.

Брагич за столом проверял тетради. И Элька конечно же был здесь: он деловито пыхтел на задней парте.

— Здрасте, — сказал Матвей в пространство.

Брагич кивнул, не поднимая головы, и поймал упавшие с утиного носа очки.

Элька обрадовался:

— Мак! Иди сюда! Помоги присобачить хвост к голубку… — Он мастерил из клетчатого листика бумажную птичку.

— Эльдар, что за выражение… — рассеянно пристыдил его отец.

— А чего? Оно же не ругательное…

— Оно неточное. Разве можно присобачить хвост к голубю?

— А как сказать? Приголубить, что ли? — Элька, сын учителя-филолога, кое-что смыслил в русской стилистике.

Матвей (он же Мат-Вейк, капитан Мак’Вейк и просто Мак) хихикнул, подошел и умело вставил хвостовое оперение под бумажные крылышки.

— Надо уголки подгибать, я же объяснял…

— Ага…

Брагич глянул из-за очков.