Так было и весной сорок шестого года. Реклама, предчувствие праздника, звуки оркестра, который заранее начал репетиции в гулком дощатом пространстве, рассуждения о турнире по французской борьбе… Валька Федорчук (которого скоро все стали звать просто Чуком) тоже говорил иногда о цирковых делах, но как-то неохотно. Костик решил, что, наверно, это из-за дядюшки. Чук однажды обмолвился, будто дядюшка одно время работал в цирке, но что-то не сложилось. Впрочем, цирковые события случились ближе к лету. А до этого, ранней весной еще, появился ТЭК.

В первые же дни знакомства Костик немало узнал про Вальку Федорчука.

Судьба у Чука сложилась несладкая. До войны жил он с родителями в Севастополе. Мать умерла от туберкулеза, когда Валька был совсем малышом, отец работал на корабельном заводе. Одно время приглядывала за Валькой сестра матери, тетя Галя, но за год до войны вышла она замуж, уехала в Джанкой, а маленький Валька расставаться с отцом не захотел. Так и остались вдвоем. А в конце июля сорок первого года с завода в далекую Сибирь отправили группу специалистов. Там, вдали от всех морей и океанов, на речных судоверфях, начали выпуск торпедных катеров. Грузовые и пассажирские пароходы строили здесь с давних времен, а военными судами раньше не занимались, вот и стали нужны специалисты.

Валькин отец был хорошим специалистом — по профессии лекальщик. Плохого бы не послали. А еще учли, что в городе Турени есть у Максима Тарасовича Федорчука родственники — будет где приткнуться в неуютное военное время.

Родственниками были старший брат Максима Тарасовича Юрий и двоюродная тетка Анна Степановна — тетя Анюта, суровая на вид старуха.

Брат отца, Юрий Тарасович, по возрасту и здоровью для фронта не пригодился.

Чук нехотя сказал Костику:

— Так, всю жизнь подрабатывал где придется, мотался по разным местам. Иногда и меня брал с собой, тетка-то очень уж неласковая…

— А… твой папа? — нерешительно спросил Костик.

Они шепотом беседовали на уроке рисования.

— Он умер в сорок третьем году. Так же, как мать, от туберкулеза. А я застрял в этих краях… Так хочется обратно в Севастополь! Он, конечно, сейчас весь разрушенный, а мне снится без развалин, как до войны. Хотя я, конечно, почти не помню…

Говорил Чук спокойно, только смотрел не на Костика, а в окно.

Костик подумал, что жизнь его чем-то похожа на жизнь Чука. Существование было тоже почти сиротское. Постоянно без матери, с двумя «твердокаменными» бабушками…

— Ты вернешься, — утешил Костик Чука. — Подрастешь, станешь самостоятельный и уедешь…

— Ага… — не отворачиваясь от окна, шепнул Чук.

А Костик подумал, что пусть Чук взрослеет не очень быстро. Не хотелось расставаться…

После уроков Чук сказал:

— Пошли в кинушку. Ты смотрел «Иван Никулин, русский матрос»? Там про моряков и Севастополь…

Костик не смотрел. Но…

— Денег нету на билет.

— Пойдем, там тетя Анюта работает контролером, пропустит…

И тетя Анюта пропустила, хотя и недовольно покачала головой. Велела своей помощнице-девчонке:

— Посади их на полу у печки…

И девчонка проводила ребят к теплой печке сбоку от запасного выхода. Там было хорошо так, уютно…

Фильм оказался замечательный! Чук видел его уже третий раз, но все равно смотрел затаив дыхание.