— Если в канистре не было груза, зачем она?

— Скорее всего это просто кукла. Единственное, что на ней примечательного, — надпись арабским шрифтом.

— А если это письмо кому-то? — высказал предположение Садек. — Жаль, я арабского шрифта не знаю.

— Молодец, Садек! Ты в точку. Пошел по той же дорожке, что и я. И вытряс из песка все иголки, которые в нем были. Я тоже решил, что это письмо. Скорее всего время, когда подадут товар.

— Вот ведь как; искали канистру с грузом, а она всего лишь письмо. А Локтев?

— Он в этой истории форточный мальчик.

— Как это понять?

— Старый как мир способ квартирных краж. В узкую форточку первым посылают мальца. Он проверяет квартиру и открывает изнутри окно для других.

— Кому же открывают окно здесь?

— Подождем, увидим. Скорее всего тому, кто приедет на встречу с этим длинным парнем.

На встречу не приехал никто. Заправившись, душанбинская машина укатила в город, а оттуда по загородному шоссе помчалась в сторону Джаркургана. Сопровождать ее не стали.

— Что, Сурикджон, — спросил Садек разочарованно. — Прокололись?

— Вроде так, — неохотно согласился Суриков. — Стоит попытаться еще с одного конца. Ты хорошо скопировал то, что написано на канистре?

— Как сумел, так нарисовал.

— Где записка?

Садек протянул Сурикову блокнот. Тот взглянул на кудрявые завитки, срисованные с канистры. Прищелкнул языком.

— Как найти, кто бы прочитал это?

Садек подумал и вдруг встрепенулся.

— Едем в библиотеку. Там профессор Зульфикаров работает. Он все знает.

— Там ли он? — усомнился Суриков, взглянув на часы. — Уже поздно.

— Как раз его время.

Через десять минут они вошли в читальный зал, где самый читающий в мире народ был представлен единственным полномочным представителем. Седобородый мудрец в круглых стареньких очках, у которых одну заушину заменял красный шнурок, сидел, углубившись в изучение какого-то фолианта.

— Позвольте, уважаемый, — обратился к старику Суриков, — оторвать вас отдела, чтобы испросить помощи и совета.

Старик удивленно вскинул брови и посмотрел на подошедшего к нему человека поверх очков.

— Слушаю вас, досточтимый незнакомец.

Хотя последняя фраза явно содержала намек на то, чтобы не мешало бы просителю и назвать себя, Суриков сделал вид, будто ничего не понял.

— Не поможете ли вы, профессор, прочесть мне небольшую записку.

Он, вежливо нагнувшись, положил поверх книжной страницы листок со знаками, которые перерисовал Садек. Мудрец взглянул на текст, взял шариковую ручку, лежавшую рядом с ним, и к одной из подковок пририсовал сверху точку.

— Грамотность в любом языке, — сказал он наставительно, — обязывает точки ставить на свои места. В английском языке даже есть поговорка, требующая от пишущего не забывать, что надо ставить точки над і, а также перекрещивать t.

Выслушав наставление, Суриков извиняющимся тоном сказал:

— Увы, профессор, при первой возможности я переадресую ваш выговор писавшему.

Зульфикаров скрыл улыбку в бороде.

— Что же вам здесь неясно? — спросил он. — По-моему, написано вполне понятно.