Вы мне оставили меньше трети, но продолжаете состригать. Прекратите. Только подравняйте слева. Уберите столько же, сколько убрали справа.
— Вот и будет, как я вам говорила, коротко! Как все сейчас носят!
Я молчу.
— Ну да, я виновата! Так я, в отличие от других, это и признаю! А вы на мое место встаньте — одному укороти так, другому укороти так... Был бы у вас свой этот самый...мастер. Вот вы сюда ходили раньше?
— Да.
— Ну так что вы не пошли к той, которая раньше стригла?
— Так я пришел к той, которая...
— Ну, так что ж вы к ней не пошли?
— Так нету ж никого!
— Видите, никого нету, а я виновата! Все время я виновата, что ни происходит!
Я даже не знаю, почему я все еще сижу. Почему не убил ее до сих пор, не разгромил парикмахерскую. У меня, может, первый раз в жизни такое нормальное состояние — я просто сижу и просто стригусь. В какой-то момент вижу, что уже все: то, что она сделала, — это п-ц. Я уже давно слюню ладонь и приглаживаю то, что у нее не получается.
— Смотреть будете? — протягивает мне увеличивающее зеркало.
— Нет.
— Ну да, я понимаю. Вы не будете и смотреть.
— Лето. Мне все равно. Не переживайте.
— Как я могу не переживать? — Она прямо взорвалась. — Ну как я могу не переживать с таким клиентом! Вот придет, ему то сделай, это сделай... И все же надо сделать! Я же понимаю, моя работа такая, да? А вы бы мою работу за такие деньги делали? — Резко успокаивается. — Ну что, бороду-то как будем?
Я даже не успеваю ничего ответить.
— Правильно, не будем!
— Что значит, не будем? — я опешил.
— Если вам так не нравится моя работа, зачем же мы с вами будем делать бороду?
— Ну ладно, вы меня достали! Сколько с меня?
— Я с вас денег не возьму!
— Это еще почему?
— А потому что вам все не нравится!
— Я что-нибудь сказал вообще?
— А я сама знаю! Всем вечно все не нравится!
— Не дурите мне голову! Сколько с меня?
— Я сказала, я с вас денег не возьму! Нисколько!
Я уже начинаю орать, что сейчас вызову хозяина, что она улетит отсюда в эту же секунду...
— Что вы на меня повышаете голос? Четыре восемьсот...
Я швыряю деньги, разворачиваюсь по направлению к и двери, а она мне вдогонку:
— Слава богу, бороду не трогали. Вам и так хорошо. Все равно вам угодить невозможно!
Сочетание невозможного
Когда мы говорим о бане, я вспоминаю любопытство Анатолия Стреляного, которого ужасно интересовало, как я буду решать вопрос обеспечения Эстонии цветным металлом.
Стреляный уговаривал меня, чтобы я взял его с собой, так сильно он хотел посмотреть, как это все происходит, как решаются вопросы в банях. В это время промышленность Эстонии задыхалась без поставок, и нужно было выходить на уровень Госснаба СССР.
Почему-то прием по этому поводу был устроен не в бане, а в белорусском постпредстве, в большом люксе. Присутствовали руководители Госснаба, мои эстонские друзья, которые привезли с собой копченых кур, форелевую икру и другие по тем временам диковинные деликатесы, и, конечно же, мои девицы.
Стреляный меня все время дергал:
— Когда? Ты мне только скажи, когда все начнется, когда будет решаться вопрос?
Мы были заняты обсуждением настолько, что девицы даже не понадобились, только один из ответственных работников трахнул коридорную весьма почтенного возраста. Стреляный удивлялся, как из-за этих худосочных девиц, из-за этих дохлых копченых кур могут решиться дела на многие миллионы, и будет спасена промышленность целого государства.
Я толкнул его в бок, когда началось то, что он так хотел увидеть— один из руководителей Госснаба сказал моему эстонскому приятелю, чтобы назавтра тот подошел к нему с письмом. |