Стенька еще поскреб засапожником, пытаясь расширить щель, и вдруг замер.

Не ухом, нет, а чем-то иным, внутри головы, он уловил шум. Что-то происходило за дверью, и кроме того…

— Эй, Мирон! Убирайся с факелом прочь!..

— Ты с ума съехал, что ли?

— Беги в тот ход, откуда мы вышли, забейся поглубже!.. И тихо!..

Мирон исчез, оставив его в потемках.

Теперь Стенька не только услышал, но и увидел то, что могло привести их обоих к спасению. Дверная щель чуть светилась. А шум дополнился еще и голосами.

— Нет, там нам делать нечего, с той стороны — Красная площадь, — сказал совсем близко молодой мужской голос.

— А коли тут еще нижний ярус есть? — спросил женский, тоже молодой. — А из него можно выйти к большому ходу?

— Коли нижний ярус, так это ход между Набатной и Константино-Еленинской. Если он только вообще когда-то был…

— Должен быть! — уверенно заявил женский голос. — Ну-ка, толкнись…

С той стороны кто-то принялся возиться с дверью.

— Крепко ж ее заколодило!.. Глянь — палки толстой тут нет?

— Древко от бердыша сгодится? — деловито спросила неведомая женка.

— Коли толстое — сгодится.

Дверь затрепетала — с той стороны несколько раз ударили древком куда-то вниз.

— Пусти-ка, — потребовала женка. — Крепко взялся?

— А ты?

— И я. Ну, с Богом!.. И-их! И-их!

Внутренне ликуя, Стенька спустился чуть пониже.

Щель стала снизу вверх шириться. Тут лишь он понял свою ошибку — не слой грязи мешал ему, а еще одна ступенька, и, кроме того, дверь отворялась на лестницу. А что заколодило — иначе и быть не могло, ее, поди, лет сто не шевелили!

Тем двоим, что орудовали древком от бердыша, удалось преодолеть те мертвые точки, в которых отсыревшая дверь едва ли не срослась с камнем. Это произошло внезапно, Стенька, чтобы не схлопотать древком, шагнул еще вниз и промахнулся — нога пошла мимо ступеньки и, хватаясь за воздух, он выронил засапожник. Сперва раздался звон ножа о камень, а потом — и шум от замедленного узкими стенами падения.

— Филатка, прочь! — закричала женка. — Получай, блядин сын!

— Берегись! — отвечал незримый Филатка.

И тут же грянул выстрел.

Стреляли наугад — пуля не коснулась Стеньки, а ушла куда-то вниз, к каменным ядрам. А то, что он шлепнулся на задницу и вывалился из ниши, случилось бы и само, без всякой стрельбы. От боли ярыжка взвыл — и тут же услышал топот убегающих ног.

Он выждал несколько. Те двое, наверху, не возвращались. Тогда он тихонько принялся звать:

— Мироша! А, Мироша?.. Ты где?..

Мирон не отзывался. Стенька, испытывая страшную боль в самом хвостике, перевалился на бок и кое-как встал. Придерживаясь за стену, он побрел в темноте к ходу, продолжая призывать Мирона.

Оказалось, тот с факелом совсем глубоко забился, а при выстреле растерялся.

— Да ладно тебе, — сказал Стенька, растирая рукой сквозь подрясник пострадавшую задницу. — Пошли. Они там дверь-то почти отворили. С Божьей помощью вылезем…

— Куда вылезем-то? — жалобно спросил Мирон, глядя на Стеньку уже с некоторым уважением.

— То ли в Набатную, то ли в Константино-Еленинскую.

Он опять поднялся по узкой лестнице. Дверь была приоткрыта на два вершка. Но теперь уже можно было ухватиться, упереться ногами в стену и тянуть рывками. Наконец, когда щель стала в четверть с небольшим, Стенька рискнул и начал пропихиваться.