— Решительно ничего, моя милая, — весело ответил он, — это простая предосторожность, ничего больше. Признаюсь, ваше присутствие делает меня трусом, я поневоле всего остерегаюсь, а потому мне можно простить эту задержку.

— Ну, довольно об этом, мы, неблагодарные, не сумели сразу оценить всю вашу заботливость! Ведите нас в гостиницу!

Дон Порфирио повел обеих дам с их служанками в дом достойного Муньоса, который хлопотал изо всех сил, чтобы привести в порядок свое убогое жилище, что ему почти удалось благодаря гамакам и багажу, который дамы везли с собой.

В это самое время капитан дон Диего Леон вместе с Кастором исполнил данное приказание: устроили бивуак на площади — к великому изумлению местных жителей, которые давно не присутствовали на подобном празднестве. Они со всех сторон обступили всадников, предлагая им свои услуги и помогая устроиться.

Охотники, приблизительно около ста шестидесяти человек, были все из канадских, американских и мексиканских лесов. В общем, все это были люди честные, решительные и воинственные. Они сохраняли во всем строгую дисциплину и вскоре вошли в мирные переговоры с жителями, и те снабдили их за весьма умеренную плату съестными припасами и напитками.

Зажгли костры; расставили караульных, затем принялись ужинать; взялись за лошадей и их корм, также позаботились о мулах; таким образом, все устроились.

Эта остановка каравана на площади в деревне или даже в городе вещь весьма обыкновенная; на пограничных станциях она происходит всякий раз, как экспедиция собирается вступить в пустыню.

Властям пресидио не пришлось вмешиваться; только когда алькальд-майор узнал, что этот блестящий отряд состоял под командой дона Порфирио, богатого асиендадо, любимого и уважаемого всеми на пятьдесят миль в окружности, но новое назначение которого ему еще не было известно, он счел своим долгом сделать ему визит и поздравить с приездом в Тубак.

Лишь только дон Порфирио освободился, а донья Энкарнасьон с дочерью поужинали и легли спать, он позвал Муньоса, сгорая от нетерпения узнать поскорее новости, которые тот хотел сообщить ему.

Хозяин гостиницы поспешил на его зов.

— Сядьте, Муньос! — сказал ему дон Порфирио, когда тот вошел в комнату. — Теперь мы спокойны, нам нечего бояться нескромных ушей, сообщайте те важные известия, о которых вы говорили мне.

— Я готов служить вам, как всегда, ваше сиятельство, но, прежде всего, разрешите вручить вам письмо!

— Письмо! От кого? Кажется, никто не знает о моем путешествии, как же это случилось?..

— Не ломайте голову, ваша милость, я вам уже назвал автора письма, но вы забыли: это письмо от белого охотника, известного под именем Твердой Руки! — поспешно прервал трактирщик.

— Ах, да! Как это я мог забыть?! Твердая Рука, дружбой которого я дорожу, действительно знает о моем путешествии, а также и то, что я должен был проехать через Тубак. Дайте мне письмо, Муньос; вы давно получили его?

— Сегодня утром, ваша милость!

— Кто вам передал его?

— Этого я и сам не знаю!

— Как не знаете?!

— Право, не знаю!

— Однако, не само же оно попало в ваши руки?

— Не само, ваше сиятельство, хотя, судя по странности передачи, почти что так.

— Я вас совсем не понимаю.

— Сегодня утром, по обыкновению, в пресидио пришли из окрестностей пеоны продать дичь, фрукты, овощи и говядину. Вы знаете, все индейцы так схожи между собой, что их очень трудно различить одного от другого. Итак, эти люди явились сюда предлагать мне товар.

— Да что тут общего с письмом? — в нетерпении прервал дон Порфирио.

— Подождите, ваша милость, вы поймете!

— Ну, продолжайте!

—Я говорил, что эти люди пришли предложить мне товар.