— Насколько я понимаю, процесс закончен. Но чем ты так озабочена? Где твоя сверкающая улыбка? — спросил он, как только ее увидел.

— Он сядет в тюрьму, отец Пол.

Лицо священника помрачнело:

— Хочешь обсудить это со мной?

Она кивнула, не скрывая слез.

— И я была в числе тех, кто его засадил.

Подумав с минуту, отец Пол сказал:

— А теперь не можешь себе этого простить. Но ведь приговор требовал, чтобы все высказались единогласно?

— Да, конечно.

— Значит, остальные присяжные тоже считали его виновным.

— Верно. — Она вытерла слезы. — Но меня не оставляет мысль, что мы упекли в тюрьму невиновного.

Сидя в кресле, старший священник наклонился к ней.

— Меня не удивляют эти слова. Ты всегда идешь на поводу у чувств. — Он остановил жестом ее возражения: — Пожалуйста, не обижайся, это очень хорошая черта, можно сказать — Божий дар. Побольше бы таких людей, и весь мир стал бы лучше.

— Вы не можете меня обидеть при всем желании. — Андреа заулыбалась. Она и сама знала, что руководствуется чувствами. Когда она была подростком, ее обвинили в тяжком преступлении, которого она не совершала. Эта душевная травма оставила свой след, и с тех пор она всегда заступалась за обиженных, подчиняясь не рассудку, а эмоциям. Андреа прекрасно понимала, что это мешает ей быть объективной в оценке людей и событий. — Вы заговорили как раз о том, что меня тревожит, — вздохнула она. — Ведь я единственная сопротивлялась, все присяжные считали дело ясным как день.

— Значит, ты не хотела, чтобы его обвинили.

— Не знаю, отец Пол. Речь идет не о моих желаниях, все это гораздо серьезнее. Во время суда появилось ощущение, что концы с концами не сходятся, но ни одной конкретной зацепки у меня не было. А что, если он невиновен?

— Это было бы ужасно. Самое печальное здесь то, что он не первый и не последний человек, отсиживающий ни за что. Однако поправить ничего нельзя.

— Если бы вы сами услышали, как он себя защищал! Вас бы это потрясло.

— Не сомневаюсь. Однако нужно признать, что его осудили на основании улик. Значит, вероятнее всего, ты не ошиблась. Подумай еще вот о чем: чаще всего человеку свойственно отрицать свою вину, даже если он виноват, потому что в нем говорит ложная гордость. Кстати, никто из нас не безгрешен. Ни ты, ни я, ни он.

— Да, конечно, вы правы, — прошептала Андреа.

— Мне хотелось бы помочь тебе, но, видимо, против твоих сомнений есть только два лекарства: время и молитва. Ты взяла на свои плечи моральную ношу, с которой пока что не можешь справиться.

— Я знаю.

— Андреа, — он посмотрел ей прямо в глаза, — иди домой и отдыхай. Развлекись как-нибудь. Это я советовал своей жене, когда она бывала слегка не в духе. Знаешь, это помогало, через пару часов она возвращалась домой, купив новое платье или туфли, а главное — совсем в другом настроении.

Бегом обогнув письменный стол, Андреа порывисто обняла священника.

— Спасибо за беседу и совет. Побегу домой. Увидимся позже, отец Пол.

Андреа направила машину домой: она снимала квартиру в районе, где цены были несколько ниже, чем в центре Альбукерке. У нее была мечта: накопить денег и когда-нибудь купить маленький домик, но это стало бы возможным только через несколько лет.

Затормозив, она увидела у парадного крыльца, среди клумб с петуньей, свою квартирную хозяйку — Мейбл Джонс. Значит, не удастся проскользнуть домой незаметно, придется выдержать град вопросов, которые та на нее обрушит. Можно было понять пожилую вдову — ей не хватало общества, но уж слишком она любила сплетни, которые Андреа плохо переносила.

Сейчас она была выжата как лимон и жалела, что не увидела Мейбл на расстоянии, потому что была не в силах ни с кем разговаривать.