|
– Мы заперты! – воскликнул Оливер в отчаянии. Но Яфет с лампой в руке уже прыгал с камня на камень и вскоре крикнул нам, чтобы мы следовали за ним. – Здесь есть проход, хотя он очень опасен, – сказал он и указал на отверстие в стене. С трудом, подвергаясь каждое мгновение смертельной опасности вследствие того, что камни еле держались, мы выбрались наконец в первую пещеру и побежали вперед, не переставая думать о том, что массивная дверь, которая ведет в нее, может быть закрыта снаружи, а мы знали, что наших слабых сил ни за что не хватит, чтобы открыть ее изнутри. К счастью, наши страхи не оправдались – порыв ветра сорвал ее с петель, и она лежала на полу, разбитая в щепы. Пробежав по безлюдному и погруженному во мрак дворцу, мы побежали вперед, и в одной из комнат натолкнулись на первые следы разыгравшейся здесь трагедии: на полу мы увидели следы крови. Пробегая мимо, Оливер указал на них, и внезапно из темноты выскочил какой то человек, как козел выскакивает из за куста, и побежал прочь от нас, прижимая рукою бок, где, по видимому, у него была тяжелая рана. Наконец мы добрались до коридора, который вел в собственные покои Дочери Царей, и здесь нам пришлось буквально идти по телам мертвых и умирающих людей. Один из них, как я заметил (ведь в такие минуты всегда особенно запоминаются разные мелочи), держал в руке оборванный провод нашего полевого телефона. Он, наверное, оборвал его в предсмертной агонии в то самое мгновение, когда сообщение с дворцом оказалось прерванным. Мы вбежали в маленькую прихожую, освещенную несколькими лампами, и увидели картину, которую я никогда в жизни не забуду. На переднем плане лежала груда убитых и все они носили цвета принца Джошуа. Позади них на стуле сидел сержант Квик. Его буквально изрешетили стрелы, одна из которых торчала у него в плече, откуда никто не удалил ее. Македа прикладывала мокрое полотенце к его голове, но описывать эту голову и раны на ней я не стану. Прислонившись к стене, тут же стоял Хиггс, окровавленный и почти лишившийся чувств. Сзади, подле Македы, стояли две или три из женщин, плача и ломая руки. Увидев это ужасное зрелище, мы внезапно остановились. Никто из нас не произнес ни слова, оттого что мы все утратили дар речи. Умирающий Квик открыл глаза, поднял руку, на которой зияла рана от удара мечом, поднес ее ко лбу, как бы желая заслонить свет, – о, как памятно мне это движение! – и из под ладони взглянул на нас. Потом он поднялся со стула, дотронулся до горла, чтобы показать, что не может говорить, поклонился Орму, повернулся и указал на Македу; с торжествующей улыбкой упал – и умер. Таков был славный конец сержанта Квика. Что случилось дальше, я помню только смутно. Помню, что Оливер и Македа упали в объятия друг друга, помню, как она выпрямилась и сказала, указывая на тело Квика: – Здесь лежит тело того, кто показал нам, как нужно умирать. Он настоящий герой, о Орм, и ты должен вечно чтить его память, потому что он спас меня от худшего, чем смерть. – Что здесь произошло? – спросил Оливер у Хиггса. – Сначала все шло прекрасно, – ответил тот, – как я говорил вам по телефону. Потом вы долго разговаривали с Македой, пока не оставили телефона, говоря, что вам нужно сказать что то Яфету. Ровно в десять часов мы услышали взрыв. Когда мы уже собрались пойти посмотреть, что же случилось, пришел Джошуа и заявил, что идол Хармака разрушен, и потребовал, чтобы Македа «из государственных соображений» сопровождала его в его собственный замок. Она отказалась исполнить это, он настаивал, и я счел нужным попросту выставить его за дверь. Потом мы его больше не видели, но спустя несколько минут из коридора прилетела туча стрел, а за ними ворвались люди, кричавшие: «Смерть язычникам! Спасайте Дочь Царей!» – Мы начали стрелять и перебили уйму народа, но тут Квика ранили стрелой. |
