В общем, по приезде из Турции он на минутку забежал домой, чтобы взять кое-какие вещи, и, наспех запихивая в чемодан трусы и рубашки, сообщил мне между делом, что нашел, как он выразился, человека, что не может без нее не то что жить, а даже дышать, и что главное для него сейчас — не упустить такой случай, иначе потом он всю жизнь будет жалеть.

Пока я, слегка обалдевшая от его выражений, которых он никогда раньше не употреблял, молча хлопала ресницами, он застегнул чемодан и ушел, оставив, правда, мне денег на первое время, о чем он крикнул уже на лестнице. Все случилось так быстро, я совершенно не успела ему сказать, что на следующий день меня кладут в больницу на сохранение, и нужно отвезти Лешку к свекрови. Чувствовала я себя в последние месяцы беременности неважно, были слабость, головокружение. Врачи велели принимать витамины, кололи укрепляющее, но ничего не помогало. В последний раз врачихе не понравилось мое давление, она хотела отправить меня на «скорой» прямо из консультации, но я все ждала возвращения мужа.., вот и дождалась.

Когда за ним захлопнулась дверь, я посидела немножко, уговаривая себя не волноваться, — это может повредить будущему ребенку. Главное — это ребенок, твердила я себе, остальное сейчас не важно. Клянусь, я была абсолютно спокойна, когда отправилась на кухню выпить чая с мятой, потому что внезапно у меня сильно заломило затылок. Принимать таблетки от головной боли во время беременности нельзя. И вот, когда я стояла там, в кухне, чайник с кипятком выскользнул у меня из рук, и горячая вода пролилась на ноги. Боли я не почувствовала, а видела только, как приближается кухонный пол. И больше я ничего не помню.

Все это случилось поздно вечером, когда Лешка крепко спал, поэтому он не видел заходившего отца и не слышал нашего разговора. Однако он проснулся от грохота, который я произвела на кухне своим падением.

Ребенок страшно испугался, он подумал, что я умерла. Соседи за стенкой услыхали его плач, но долго не придавали ему значения, пока кто-то не сообразил, что я беременная, и не случилось ли чего. К тому времени Лешка был уже в таком состоянии, что ни на что не реагировал и дверь открыть, конечно, не сумел. Пока искали инструменты, пока ломали замок, пока приехала «скорая»… Рассказывали, что, увидев меня, лежащую на полу, врач только с сомнением покачал головой. Но ребенок в утробе был еще жив, меня повезли в больницу, но по дороге начались преждевременные роды. Я пришла в сознание уже в операционной, помню жуткую боль, почему-то в левой ноге, что-то кололи мне в вену.

«Что там с ногой? — стонала я. — Посмотрите».

«Некогда за твоей ногой смотреть, — рычал кто-то, — ребенка надо спасать!»

Ничего они не смогли сделать, и девочка моя умерла. А нога две недели была совсем бесчувственная, хоть иголками коли. Пришел хирург, объяснил, что во время родов произошло какое-то ущемление нерва и что это пройдет со временем. К тому же эти сволочи в роддоме занесли мне какую-то инфекцию, от которой у меня чуть не началось общее заражение крови. Молоко после родов так и не пошло, хоть с этим проблем не было.

Я провалялась в больнице полтора месяца, к тому времени нога немного отошла, и я могла медленно ходить по больничному коридору, подволакивая ногу, как старик после инсульта. Во всем теле была жуткая слабость, а в голове никаких мыслей, кроме Лешки. Меня навещала мать, я все приставала к ней, как Лешка. Она отговаривалась, как могла, а лотом призналась, что Лешка все это время жил у свекрови.