|
Так я, хоть всегда был неверующим, стал молиться пресвятой деве, просить ее, чтоб она подарила мне жизнь. Я тогда так сказал ей: «Пресвятая матерь божия, выслушай нижайшую просьбу верного раба твоего. Жалкий Оскар Шалго с улицы Карпфенштейн молит тебя о милосердии. Дай ему дожить до того часа, когда он выполнит свой обет — уничтожит проклятого фашистского убийцу, ничтожную гниду Генриха фон Шликкена!» Пресвятая богородица услышала мою молитву, и вот, видишь, мы встретились с тобой. Конечно, за эти годы ты, как и многие другие фашистские убийцы, здорово изменил свою внешность. Так что я и не удивляюсь, что ни Кальман, ни Калди не узнали тебя.
— Оскар, пощади меня! — прошептал бывший гестаповец. — Мы ведь теперь с тобой союзники, боремся за общее дело. Забудь, что было между нами; мы должны помнить лишь о том, что у нас одна идея, одна цель. — Об этом я помню, мой милый: об идее и цели! Но помню также и о том, что ты самый заурядный убийца! И ты не можешь быть моим союзником! А если бы я вступил с тобой в союз, архангел божий надрал бы мне уши! — Если ты убьешь меня сейчас, тебе тоже конец! — сказал Шликкен. — Подумай об этом. — Когда я выдам тебя и тебя расстреляют, я смогу спать спокойно. Ты и понятия не имеешь, как я тебя ненавижу! Скажи, тебе дорога жизнь? — Жизнь для меня — все! — с надеждой в голосе вскричал фашист. — За нее я что хочешь отдам. Только отпусти. — Почему ты убил Калди? — перебил «его Шалго. — Не я убил его. — Не дури, Генрих. Так мы никогда не договоримся. Учти, будешь юлить — я не убью тебя, но уж непременно выдам коммунистам. А этого я не пожелал бы даже тебе. Так что советую говорить правду. — Тогда отпустишь меня? — Не торгуйся! Отвечай, а там посмотрим. Все дело в том, насколько ты можешь оказаться мне полезен. Итак, почему ты убил Калди? — Разреши мне закурить. — Пока не разрешаю. Отвечай! — Я хотел завербовать его, а он отказался. Грозился донести на меня. У меня не было другого выхода. — А для чего ты хотел его завербовать? Ты же не получал на это приказа от Шавоша. — Нет, у меня был приказ. — От кого? — От Гелена. Шалго кивнул. — Я знал, что ты работаешь и на геленовскую разведку. Похоже на таких простаков, как Шавош и его начальники, что они поверили тебе. — Я прежде всего немец, — заявил Шликкен. — А почему ты не завербовал Борши? Ты же за этим приехал в Будапешт? — Да, но затем операцию отменили. — Ты добыл документацию ВН—00—7? — Добыл. — Где она? — Пока еще у меня, в гостинице. — Вот видишь, ты можешь разумно говорить, — сказал Шалго. — А где магнитофонные пленки, компрометирующие Борши? — Тоже в гостинице. — Сколько агентов у тебя в Венгрии? — Не особенно много. — Сколько? — Четыре. — Имеет смысл перевербовать их? — Думаю, что да. Материал — первый сорт. — А скажи, на какой основе ты завербовал в сорок четвертом Даницкого? — Он был французским агентом. Я получил о нем сведения из Виши. — Он и сейчас работает на вас? — Насколько мне известно, он работает на французов. А я, когда он провалился в пятьдесят шестом, отказался от его услуг. — Чем ты убил Калди? — Ботулином. |
