Он, как и полагается мудрому человеку, без труда менял точку зрения, чтобы рассмотреть ситуацию подо всеми углами. А вот техножрецов, слепо покорных своим догмам, поразила резкость его вопроса.

Магос-темпорис Цурин-4 вновь склонил невидимую голову. Если у него и были глаза, то под высоким капюшоном их не удалось бы разглядеть. Полы балахона механикум шевелились от беспрестанных движений дополнительных конечностей.

— Названному вами устройству мы поднесли достойные дары из масел. Машина древняя, но она функционирует. Доброе предзнаменование. Ваш план удастся.

Исполнившись отвращения, примарх отвел глаза и задумался на минуту.

— И все? — произнес он.

Пертурабо смотрел в иллюминаторы. Ненужная роскошь для звездолета. Сражения в космосе бескомпромиссны, они подчиняются беспощадной математике расчета траекторий снарядов, которые порой достигают целей спустя часы после выстрела. Окна и все, им подобное, лишь ослабляет структурную целостность корабля.

Никто не дырявит окнами крепостные стены.

Даже при ограниченном обзоре примарх идеально представлял, что происходит вне флагмана. Его 125-я экспедиционная флотилия висела над желтовато-серым шаром планеты, обозначенной как «Сто двадцать пять Двадцать три» — Гуганн, как прозвали ее древние. Армада выглядела могучей, но экипажи звездолетов таяли слишком быстро. Во всей Галактике не хватит новобранцев, чтобы восполнить потери легиона.

Звезда Гуганна корчилась от временных искажений. Сверяясь с гололитами и плоскими экранами, Пертурабо не мог понять, находятся ли корабли там, где утверждают приборы, или же были там, или будут там через несколько часов. Не поддающееся моделированию воздействие хрудов на причинно-следственные связи вносило сумятицу и в операции легиона, и в мысли примарха. Железные Воины были мастерами логистики и абстрактных рассуждений, но от разумных идей было мало толка, когда сама реальность вела себя неразумно.

Пока Пертурабо взирал на фрагмент планетарного серпа в узком иллюминаторе, пытавшиеся сложиться в его голове умозаключения распадались от безысходности. Наблюдая за повторяющимися узорами молний в сернистых облаках Гуганна, примарх пытался найти в них что-то полезное и забылся в безуспешных поисках.

— Мой господин? — напомнил о себе Цурин.

Пертурабо резко повернул голову и, моргнув, сосредоточился на магосе. Создания вроде него стремились к безупречности машинной логики, но им никогда не познать того, что Железный Владыка инстинктивно понимал еще с детства. Вера нужна только слабым людям, и техножрецы — не исключение.

— Выйти всем, кроме моего Трезубца и магоса Пурина, — велел он.

— Господин, мы бы хотели продемонстрировать несколько тактических симуляций, иллюстрирующих мои опасения, — возразил Килос. — Обсудить иные решения проблемы темпоральных полей, которые могли бы…

— Я сказал — вон! — взревел Пертурабо на оденском диалекте лингва-технис. — Цурин, я буду говорить только с тобой.

Делегаты безмолвно обменялись взглядами. Почти наверняка они общались на неслышимых частотах или при помощи электромагнитных волн — только так они могли скрыть свои переговоры от примарха. Застывшие в неуверенности, выглядели они откровенно глупо. Железный Владыка ждал. Конечности Килоса издали длинное шипение, которым магос, возможно, выражал недовольство, но затем Освобожденный с громким лязганьем развернулся и зашагал к выходу. Посланники без лишних слов разом покинули командный отсек, забрав с собой принесенные карты и устройства.

Цурин остался один перед троном.

— Ваша религия оскорбительна для меня, — без предисловий начал Пертурабо. — Вы заявляете, что стремитесь к знаниям, но при этом болтаете о духах.