Фортрейдон сам не понял, как очутился возле ниши. Его ноги легко продавливали устелившие пол пещеры гибкие черные тела. Зеленые всполохи ксеносской плазмы теперь стали редкостью. Космодесантник остался один, но у стены время текло более-менее нормально, хотя он все еще находился в зоне действия поля.

Это могло означать только одно — хруды где-то неподалеку.

Намереваясь отыскать их убежище, он шагнул через дверь и оказался в длинном коридоре. Распаленный гневом, легионер не стал звать подмогу. Если здесь есть враг, он сам убьет его ради славы и отмщения. Мрачный настрой братьев в полной мере передался и ему.

Впереди возникло несколько овальных дверей, и он распахнул первую. Внутри было совершенно темно.

Над его плечом просвистел косой выстрел. Фортрейдон пальнул в ответ, услышал взрыв попавшего в цель реактивного болта и звук упавшего тела.

Легионер переключил визор в режим низкой освещенности. Комната оказалась полна хрудов, но это были не солдаты. Стар и млад, больные и немощные. Один поднял длинную змееподобную руку. Жест капитуляции?

В груди Фортрейдона снова воспылал гнев.

«Убить всех», — так повелел примарх.

— Железо внутри, железо снаружи, — произнес воин и открыл огонь.

Глава седьмая:

День Наречения

Мастерская Пертурабо была одним из таких мест в королевстве, в котором Даммекос чувствовал, что не вправе здесь находиться. Юноша всегда стремился к уединению и обосновался в мансарде западной башни дворца. Потолком ему служили стропила и черепица. Почти круглый год через фонарь туда задувал холодный ветер, а в редкие жаркие дни там воцарялось пекло. Впрочем, Пертурабо никогда не волновали мелочи вроде температуры — трудился он день и ночь в любую погоду.

Даммекос приказал своим телохранителям остаться у подножия башни и, в одиночестве преодолев пятнадцать лестничных пролетов, ступил в обитель приемного сына.

Тонкие лучи солнечного света, лившегося через щели в кровле, рассекали пыльный воздух. На перекладинах висели клетки с открытыми дверцами, а внутри отдыхали птицы.

Мальчик вырос в мужчину, но все так же прятался на чердаке, словно запуганный ребенок. Он сидел за чертежным столом в свете зажженной изысканной лампы. Вид его согнувшейся над листами громадной фигуры злые языки могли бы назвать карикатурой на сосредоточенность. Пертурабо явно услышал Даммекоса, едва тот поставил ногу на первую ступеньку — чувства юноши были так же остры, как и ум, — но он никак его не поприветствовал. Не счел нужным утруждаться.

Тиран Лохоса перебрался через стропила на открытое пространство в центре башни, не веря своим глазам.

Пертурабо настелил пол из прочных деревянных досок и поставил несколько шкафов, рабочий стол и огромную, под стать его сверхчеловеческим габаритам кровать. Удивительно, но у столь щепетильного создания в жилище царил форменный беспорядок. Повсюду лежали кучи кропотливо изрисованных свитков с новыми проектами, запятнанные вином и чернилами. Невероятно хитроумные модели стояли в окружении тарелок и кувшинов, где-то даже осталась забытая еда. Исписанные изящным почерком Пертурабо лингвистические трактаты соседствовали с длинными эссе по архитектуре, математике, астрономии, истории и прочим наукам. Под ногами шелестели картины фантастических механизмов и величественных городских пейзажей.

Даммекос вышел на середину мансарды, не осмеливаясь даже дышать. Но юноша все так же молчал, и восхищение правителя быстро потухло.

— Опять занимаешься своими причудами, сын мой?

— Ты знаешь, что мне не нравится это слово, — заворчал Пертурабо. — Зачем дразнишь меня им?

— «Причуды» или «сын»? — поинтересовался Даммекос.