Почти по Дэвиду Бому, хе-хе. Но никто наших парафизиков всерьёз не воспринимал. Ну вот же вам Зона, которая нарушает законы, и всё равно.
Удивительная слепота!…
— Да, — кивал Серебряков. — Нам придётся пересмотреть многие базовые положения современной физики. Однако и перспективы захватывают дух…
— Интересно было бы проникнуть в замысел тех, кто построил этот мир, — продолжал Лёлек, не обращая внимания на комментарии доктора. — Ведь всё
здесь наверняка подчинено какой-то гиперидее. Вот эта башня? Что она такое? Для чего? Ось мира? Или просто символическое сооружение? Вам удалось до
неё добраться? Нет? Очень жаль… Или железный лес — что он означает? Русалка в нём. Ракопауки. Сказка! Но жестокая сказка!
— Да, я вас понимаю. Проникнуть в замысел демиургов было бы необычайно интересно и чрезвычайно важно…
Камни местного Стоунхенджа выглядели как обычные глыбы, довольно грубо вытесанные из скальной породы, — ничего аномального. Приблизившись к
ним, учёные разделились, осматривая и ощупывая. Космонавт Фестун вылез из вездехода, замерил расстояние между вертикально стоящими камнями,
удовлетворенно хмыкнул и попросил Шурика-С-Цитатой помочь ему провести «Емелю» внутрь кольца — механик встал в проеме и жестами руководил действиями
космонавта. Медленно, впритирку, но машина прошла.
— Здесь какие-то знаки! — крикнул Артур, созывая всех.
Они с Алиной осматривали центральный камень, который представлял собой правильный куб высотой в половину человеческого роста, и сразу же
сделали маленькое открытие. Участники двух экспедиций собрались вокруг и действительно увидели, что верхняя грань куба испещрена неглубокими
лунками.
Плюмбум попробовал посчитать. Шестьдесят четыре лунки по вертикали, шестьдесят четыре — по горизонтали. Перемножая, получаем… четыре тысячи
девяносто шесть. Много!
На всякий случай он проверил детектор аномалий, но экранчик горел ровным зелёным светом.
— Какие будут идеи? — спросил бывший сталкер. — Что всё это означает?
— Эти… э-э-э… петроглифы могут означать что угодно, — заявил Серебряков. — Терпеть не могу культовые сооружения. Любая интерпретация при их
описании заведомо ложна, а истинным пониманием обладали только строители, которых уже нет. Вся археология — это гадание на кофейной гуще, лженаука.
— Не стоит быть столь категоричным, — сказал Лёлек. — Если исследователь помнит, что его работа — лишь интерпретация, он будет рассматривать
варианты и в конце концов на основе косвенных данных отберёт тот, который наиболее близок к истине. И ещё это замечательное упражнение для ума.
— Ха-ха! Упражнение для ума? Не слишком ли много денег мы выбрасываем на упражнения?
— Вы слишком меркантильны, Олег Павлович! А ведь история науки демонстрирует нам множество примеров того, как вроде бы бесполезные на первый
взгляд исследования приводили к революционным прорывам.
— И что это за примеры? Попрошу озвучить!
— Да хотя бы взять вашу Лабораторию трансформации континуума.
— Я вас попрошу! С самого начала наша Лаборатория ориентировалась на получение практических результатов!…
В общем, Лёлек обрел достойного оппонента, и всё шло к тому, что их спор затянется надолго, но тут вмешался Привалов. |