Изменить размер шрифта - +
Она отлично знала, как знал и я, что больше всего в мире он боится маленькой лающей собачки.

 

Виксон тявкала, прыгая вокруг больших ног Двухвостки. Двухвостка беспокойно задвигался и, слегка крякнув, сказал:

 

– Уходи, собачка, не обнюхивай моих щиколоток, не то я ударю тебя. Добрая собачка! Ну, милая собаченька! Уходи домой, тявкающее маленькое животное. Ах, почему это никто не возьмет ее? Она сейчас меня укусит.

 

– Мне сдается, – сказал полковой лошади Билли, – что наш друг, Двухвостка, боится многого. Ну, если бы мне давали достаточно пищи за каждую собаку, которую я швырял через военную площадку, я был бы теперь почти так же жирен, как Двухвостка.

 

Я свистнул, Виксон подбежала ко мне и, грязная с головы до ног, стала лизать мне нос и принялась пространно объяснять, как она отыскивала меня в лагере. Я никогда не давал ей понять, что мне известен язык животных, ведь в противном случае она слишком распустилась бы. Итак, я только посадил ее к себе на грудь и застегнул пальто. Двухвостка зашаркал ногами, потопал ими и проворчал про себя:

 

– Удивительно! До крайности удивительно! Это у нас бывает в семье. Куда же девалось злое, маленькое животное?

 

Я услышал, как он стал хоботом ощупывать землю вокруг себя.

 

– У каждого из нас, по-видимому, есть своя болезнь, – сказал он, продувая хобот. – Вот вы все, кажется, боитесь, когда я трублю.

 

– Не могу назвать своего чувства настоящим страхом, – возразила полковая лошадь. – Но в это время во мне рождается такое ощущение, точно там, где на моей спине должно лежать седло, копошатся оводы. Пожалуйста, довольно!

 

– Я боюсь маленькой собаки; верблюд пугается дурных ночных сновидений.

 

– Для всех нас хорошо, что нам не приходится сражаться одинаковым образом, – заметила полковая лошадь.

 

– Вот что я хочу узнать, – спросил очень долго молчавший молодой мул. – Я хочу знать, почему нам вообще приходится сражаться?

 

– Да потому, что нам приказывают идти в бой, – презрительно фыркнув, сказала полковая лошадь.

 

– Приказ, – подтвердил мул Билли и резко закрыл рот, щелкнув зубами.

 

– Хукм-хей. Так приказано, – произнес верблюд, и в его горле что-то булькнуло; Двухвостка и волы повторили: – Хукм-хей!

 

– Да, но кто же приказывает? – спросил мул-рекрут.

 

– Человек, который идет перед тобой, или сидит на твоей спине, или держит веревку, продетую в твой нос, или крутит твой хвост, – поочередно сказали Билли, полковая лошадь, верблюд и волы.

 

– А кто дает им приказания?

 

– Ну, ты хочешь знать слишком многое, юнец, – сказал Билли, – а за это не хвалят. Тебе нужно только повиноваться человеку, идущему перед тобой и не задавать вопросов.

 

– Правда, – сказал слон. – Я не всегда повинуюсь, но ведь я «между и посреди»; тем не менее Билли прав. Повинуйся человеку, который идет подле тебя и дает тебе приказания, потому что, в противном случае, тебя не только побьют, но ты еще и остановишь батарею.

 

Орудийные волы поднялись, чтобы уйти.

 

– Подходит утро, – сказали они. – Мы вернемся к нашим рядам. Правда, что мы видим только глазами и не особенно умны; а все же сегодня ночью мы одни ничего не испугались.

Быстрый переход