Эндрю привел домой надсмотрщика, пожилого человека по имени Динуидди, который не показался Рейчэл способным оказать ей существенную помощь в ведении хозяйства. В течение следующих десяти дней она провела мистера Динуидди по землям Эрмитажа и изложила ему свой план проведения работ. Она почти не встречалась с Эндрю, старавшимся собрать почти тысячу лошадей для кавалерии полковника Коффи, флотилию для транспортировки милиции вниз по Миссисипи, мушкеты, порох и свинец, медицинские припасы, одеяла, палатки и униформу, которой почти не было, за исключением того, что предлагали сами добровольцы. Когда он издал приказ о сборе в Нашвилле, Рейчэл спросила:

— Дорогой, можешь ли сказать мне, на какой срок, по твоему мнению, ты уезжаешь?

— Нет, дорогая, лишь британцы знают ответ на этот вопрос. Они полностью контролируют Север, совершая набеги и поджоги по всей Новой Англии, и никто не может их остановить. Их корабли могут перебросить на Юг тысячи солдат, чтобы вторгнуться в нашу страну через Флориду и Луизиану.

— В таком случае позволь мне поехать в Нашвилл и пробыть там до выступления войск. Для нас есть комната у Табиты.

Табита была дочерью Джонни, вышедшей замуж за брата Полли, Джорджа Смита.

В утро сбора войск Рейчэл проснулась и узнала, что на улице небывало сильный для Кумберленда мороз. Прежде чем одеть ребенка, она подождала, пока снизу послышалось потрескивание горящих поленьев и потянуло теплом. Ее сани стояли перед дверью, она и мальчик нырнули под медвежью шкуру, а Эндрю скакал рядом на своем черном коне; всадник и лошадь были окутаны клубами замерзавшего на морозе пара, который они выдыхали. За ночь лед сковал реку Кумберленд, подобного Рейчэл не видела с тех несчастных дней в Хантерз-Хилл, когда она впала в отчаяние от длительного отсутствия мужа. Скакавший рядом Эндрю подъехал ближе к саням и рассказал ей, как не хотелось ему созывать войска в такой морозный день и как он доволен, что квартирмейстер майор Уильям Б. Льюис заготовил в лагере тысячу вязанок дров.

Приехав в Нашвилл, Рейчэл отправилась прямо в дом Табиты. В четыре часа она надела тяжелое стеганое пальто, варежки и сапожки и ждала, когда молодой Томас Гарт Бентон отвезет ее в лагерь. Снег припушил все кругом, но площадка лагеря, где около двух тысяч мужчин грелись вокруг костров, приплясывая на месте, превратилась в грязное месиво. Бентон провел ее в палатку Эндрю, который писал приказы на грубо сколоченном столе.

— Эндрю, в городе говорят, что ночь будет самой холодной в истории Теннесси. Не можешь ли ты расквартировать солдат по домам, сараям и тавернам?

— Я не имею такой власти, — сказал он. — Кроме того, если мы не сможем пережить одну ночь, то как нам удастся уцелеть в течение войны?

Стемнело, когда она добралась до дома племянницы. Маленький Эндрю спал. Рейчэл села перед камином и прочитала Псалом 90.5: «Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем».

Холод был настолько пронизывающим, что даже камин не помогал, и к семи часам вечера ей пришлось прогреть простыни медной сковородкой с горящими углями. Сон был беспокойным, она тревожилась за Эндрю и его солдат, спавших на снегу, не имея при этом достаточно одеял.

На следующее утро Эндрю прислал ей весточку; он сообщал, что его войска выдержали первое испытание скверной погодой. За завтраком она спросила свою рыжеволосую племянницу:

— Табита, художник Джош Кленнинг все еще раскрашивает вазы и веера? Как ты думаешь, может ли он передать сходство на медальоне из слоновой кости?

— Думаю, что да, тетушка Рейчэл. Почему бы вам не спросить его?!

В последующие недели Эндрю удавалось порой приходить к Табите, чтобы поздно вечером выпить чашку кофе. Он шагал по комнате взад и вперед в своей темно-синей униформе, в сапогах и с саблей. Его рыжие волосы поседели на висках, но он по-прежнему был полон энергии, рассказывая Рейчэл о своих проблемах.