С какой определенностью начало закладывало завершение!

Эндрю был в отчаянии. Он сидел около ее постели, держал ее руки в своих, лишившись дара речи. Врач-сосед, сделав ей кровопускание, сказал Эндрю:

— Воздействие паралича… затронуты мускулы груди и левого плеча… аритмия сердца…

Из Нашвилла приехал доктор Хейскелл, считавший, что первое кровопускание не ослабило симптомов, и вновь произвел кровопускание. Наступила ночь, прежде чем до Эрмитажа добрался доктор Хогг, сделавший третье кровопускание. Теперь казалось, что боль отпустила ее. Эндрю подложил ей подушку, немного приподнял ее в кровати, а затем сел в кресло около нее.

Рейчэл не представляла, сколько времени прошло, по меньшей мере дважды была ночь и дважды был день. Эндрю не отходил от нее. Сквозь туман она слышала, как врачи советовали ему соснуть, иначе может быть обморок: на завтра назначен праздничный банкет в Нашвилле, где он должен присутствовать, и будет нехорошо, если он примет поздравления соседей, сам похожий на мертвеца.

Она слегка приподнялась, изобразив улыбку. Она не чувствовала боли, она вообще не чувствовала своего тела.

— Мне намного… лучше, — сказала Рейчэл медленно. — Не можешь ли усадить меня в это кресло… перед камином? У нас скоро визит… тебе надо поспать.

Эндрю подбросил в камин дрова, вместе с покрывалами поднял ее из постели. Он сел на пол перед ней, его длинные худые руки крепко удерживали одеяло вокруг ее колен, его преданность рельефно проступала в каждой линии его лица.

— Эндрю, ты должен готовиться к поездке в Вашингтон-Сити без меня. Я приеду через несколько недель… как только окрепну.

— Нет! — Он поднялся на колени. — Я не поеду без тебя! Я не вынесу этого… Я могу подождать… У меня есть время. Мы пережили так много, и мы сможем преодолеть и это. Твоя любовь — самое важное в моей жизни. Я не выйду из этого дома, пока ты не сможешь стоять рядом со мной… как всегда стояла.

Она взяла в свои руки его худое, покрытое морщинами лицо, вспоминая, как увидела его в первый раз, когда он стучал в дверь блокгауза Донельсонов, а она улыбалась, глядя на копну густых рыжих волос, на пронзительно-голубые глаза, неровный большой рот и мощный подбородок. Ну и что, пусть его волосы стали снежно-белыми, губы сурово сжаты, а лоб и щеки рассечены морщинами. Он достоин своего возраста и теперь взойдет на самый высокий пост в стране. Его жизнь была полна свершений, и, достигая их, он делал богатой и ее жизнь!

Рейчэл поцеловала Эндрю в лоб, прошептав:

— Именно это я хотела услышать от тебя, дорогой. Теперь все в порядке. Ступай и сосни. Я буду утром здесь. И я поеду с тобой в Вашингтон-Сити.

Он поцеловал ее, пожелав доброй ночи. Она проводила его взглядом до двери, через прихожую, в гостевую спальню.

Рейчэл сидела, глядя на огонь, освещавший камин и комнату… потом почувствовала, что скользит.

Она упала. Словно в тумане она услышала звук бегущих ног. Кто-то поднял ее. Был это?.. Да, это был Эндрю. Это хорошо. Так и должно быть.

С последним проблеском сознания она почувствовала, что ее уложили в постель. Голова лежала на ее собственных подушках. Она ощутила влажную от слез щеку Эндрю на своей щеке, слышала, как он повторял:

— Люблю тебя, люблю тебя.

Где-то внутри себя она улыбнулась, чувствуя, словно она отходит все дальше и дальше. А затем уже не было ничего.

/7/

Эндрю вышел из отеля «Гэдсби» с небольшой группой друзей и пошел по Пенсильвания-авеню к Капитолию. Под ногами снег превращался в грязь. Грохотали пушки, выстроившиеся вдоль авеню тысячи людей бурно приветствовали его, он же не слышал ничего. Он вошел в Капитолий через заднюю дверь полуподвального этажа, прошел к огражденному канатами портику, где главный судья Маршалл принял его присягу под оглушающее одобрение многотысячной толпы.